Брестская крепость

2013, январь, 13, вечер. Порт Брест[i].

В 1941-м году Брестскую крепость в Белоруссии фашисты не могли покорить несколько месяцев. Это – твердыня. Таких мест мало на свете. Такие места защищаются Небесами и Людьми. Людьми с большой буквы. Но есть что-то и от Небес в именах этих твердынь.

Такие города трудно стереть с лица Земли даже катастрофой космического масштаба. Нам никто не зажигает иллюминацию на набережных, лоцманский катер не несётся из-за брекватера, оркестр не скоро загремит медью на покрытых слоем грязи и мусора площадях. Но и волнорез, и некоторые набережные, и даже что-то похожее на бастионы старинной крепости можно рассмотреть в бинокль. Скоро зайдёт Солнце, и поход в разрушенный город откладываем на завтра. Перекусываем печёной картошкой с консервами из запасов «Мари Роуз», усаживаемся на корме с чашками горячего чая. И никакой печки! Вахтенные механики, «тянувшие собаку», то есть вахту с ноля часов до четырёх утра, всегда пекли картошечку на завтрак, используя выхлопные коллекторы мощных дизелей. Как-никак, температура уходящих газов под 400 градусов, только следи, чтоб не подгорело. Немного помудрив, мы с Петрухой очень удачно присобачили для подобных целей дизелёк «Розы».

– Заведут мотор, и через сорок два кэ-э-эк! – Цитировал Петруха своего тёзку, – Ильич, а можно, я буду вас называть «товарищ Сухов»?

Я пресёк неуместные шутки на борту. С Евой будешь шутить. С праматерью, ага. Можешь с Мари, у нее тоже чувство юмора. Посмотри на мои поцарапанные уши. Да, акустик останется, но слушать – нечем, тю-тю. Посмеялись. Так и не спросил француженку, где она научилась так материться?

Судно уютно покачивается на зыби. Отбой.

Через час после заката – шорох входного люка.

– Что, Петя?

– Фёдор Ильич, не включайте свет. На рейде подводная лодка.

– Ты спятил?

– Хотелось бы. Посмотрите.

В бухту вползает гигантское чёрное тело подводного атомохода. Коллеги, чёрт возьми! Видимо, в роковой день их обстоятельства сложились таким же образом, как и у нас на «Дельфине». Конечно, у них возможности несравненно шире. Вернулись в базу? И что мы будем делать с потенциальным противником? Они ведь тоже в растерянности: ни связи, ни штабов, мёртвый разрушенный порт. Что придёт на ум вышколенному командиру стратегического ракетоносца в таких обстоятельствах? Ой-ой-ой… Нам с Петрухой – каюк.

– Спускают бот.

Лёгкая тень надувной лодки падает на воду рядом с чёрным корпусом. Что-то меняется в окружающей обстановке.

– Петька, что это?

– Звук гидронасоса.

Яркая вспышка! Взрыв! Ещё! Ещё! В ушах звенит, чешутся и слезятся ослеплённые глаза. Шлюпку швыряет набежавшей волной, упругий воздушный удар едва не выбрасывает нас за борт. Лязг металла на камнях, какое-то шипенье, плеск осколков на воде. Тишина. Кино продолжается! Мрачной тенью над успокоившейся, затаившейся водой проплывает рубка другой субмарины. Краткий всплеск луча мощного прожектора высвечивает тонущие рваные края пробоин только что взорванной подлодки. Она уже никогда никуда не поплывёт. Гаснет свет. Занавес.

Минут пять очухиваемся.

– Это была торпедная атака. Охотник подстерёг ракетоносца. Там всем – кранты.

– Может быть радиационное заражение?

– Не думаю. Реактор обычным зарядом не возьмёшь, ракетные шахты тоже. Но на собственной шкуре проверять неохота.

– Подождём немного и уматываем.

– Не рекомендую. Они могут затаиться в засаде, чтобы взять языка или добить выживших. Акустик услышит наш мотор за сорок миль. Докажи потом, что ты не с этой песочницы.

– Слушай, а ведь это был российский охотник!

– Больше некому.

– Так он-то нам и нужен! Это же наши! Сила!

– Фёдор Ильич! При всём уважении. Это дурная сила. Мне почему-то кажется, что выжившие вояки сейчас мечутся по всему свету в поисках врагов. Связи нет, всё разрушено, никто не отдаёт приказов. Вывод? Война! Та самая, к которой их готовили. Шашки наголо! Я не буду удивлён, если шахты этого покойника уже пусты, и дважды горе тем, кто выжил после катаклизма и был атакован его ракетами. Эти маньяки всегда следили друг за дружкой, вот охотник и поквитался. Завтра накроют его. И так будет, пока все эти бешеные собаки не перегрызут друг друга.

– Думаю, ты прав. Ну что за люди! Даже после ТАКОГО не могут унять свою дурь, им мало и мало крови…

– Насос остановился. Смотрите, эта скала стояла не так!

Да, что-то изменилось в пейзаже. Ночка становилась тёмной, или как там у классика?

Стараясь не шуметь, мы приблизились на вёслах к непоседливой скале. Действительно, она отошла в сторону от отвесного обрыва, нисходящего в воды залива. За ней темнело небольшое входное отверстие в каменную глубину подземелья.

– Здесь во Вторую Мировую был немецкий подплав.

– А я думал, только у нас в Балаклаве есть подземный порт для субмарин.

– Охрана из пулемета сейчас как врежет.

– Вряд-ли. Видел, они собирались на моторке сюда ехать. Пробуем?

– Мы – фартовые. Идём.

«Роза» еле втянулась через узкий проход в зев каменного бункера. Никто не стрелял, не кричал «Хенде хох!». Мрак и тишина. Я осмелился включить фонарь. Похоже, охраны действительно нет. Вперёд!

Петя тоже осветил местность. Высокий причал, оборудованный подъёмным краном. Узкоколейка. У причала – судно длиной метров сто, выглядит очень прилично. На фоне шарового окраса бортов – белый номер: 347. В глубине тоннеля – высокие запертые ворота. Под сводами – мёртвые плафоны освещения. Всё чистенько, по-военному.

– Ильич, вход в тоннель смотрит в противоположную от моря сторону. Похоже, так и задумано. Попробуем включить освещение?

– Не взлетим?

– Так мы же фартовые!

– Знаешь ведь. Раз удача, два удача…

– Мы только до раза досчитали!

– За что я тебя люблю, Петруччо?

С освещением было не так просто. В найденном на причале электрощите обнаружился рубильник и замок, очень похожий на замок зажигания в автомобиле.

– Ну да, ведь сначала надо включить автономный генератор. Щас.

Несколько ловких движений неизвестно откуда взявшихся щипчиков, отвёрток – и в конце тоннеля раздался приглушенный звук движка. Выдержав эффектную паузу, наш техник щёлкнул тумблером. Неяркий синеватый свет заполнил тоннель.

– Ты не пробовал зарабатывать на хлеб угонами?

– Мои первые деньги. Будучи студентами, мы с товарищем организовали фирму по вскрытию захлопнутых автомобилей. Так и назвали: «Захлоп». Вы только нашим не говорите, будут подначивать. Знаете, сколько одесских автолюбителей в день умудряются заблокировать замки, позабыв ключи в салоне? Мы вынуждены были раздувать штаты через три месяца после открытия! Вопрос замков зажигания тоже стоял остро, пришлось расширять ассортимент. Я, кстати, до сих пор главный держатель акций ЗАО «Захлоп». Приступим к вскрытию?

Этот парень удивляет меня всё больше. Пока он возился с электронными запорами таинственных ворот, я поднялся на судно. И сразу убедился, что нашёл именно то, о чём наша команда могла только мечтать. Судя по всему, мы находились на территории стратегического пункта питания, технического обслуживания и пополнения боезапаса чёрных монстров, кончину одного из которых только что довелось наблюдать. Судно представляло собой мобильный филиал этого пункта. В носовой его части были каюты, видно, для офицеров экипажа самого теплохода и командиров подводной лодки. Кубрик для матросов на сорок коек. Кают-компания через камбуз соединялась со столовой рядового состава. Рефрижераторные помещения для хранения приличного запаса продовольствия, несколько кладовых, заполненных всем необходимым. Лазарет на четыре койки и даже операционное помещение.

На мостике я увидел всё, о чём мог мечтать мой друг, тоскующий сейчас на перевёрнутом контейнеровозе. Растягивая удовольствие, я, наконец, спустился в святую святых этого судна. Два модерновых главных дизеля. Три мощных дизель-генератора. Современные вспомогательные механизмы. Множество специальных машин, полнейшая автоматизация, дублированные системы, оборудованная всем необходимым мастерская…

Казалось, что я вижу сон, в котором сбылись все мечты морского инженера! Боясь проснуться, я запустил дизель-генератор. Зажужжал. Включилось освещение. Старт процессора автоматики. Пуск систем жизнеобеспечения механической установки. Паровой котёл. Подогрев главных двигателей. Питание на средства навигации и управления.

Холодный и безмолвный кусок железа, пять минут назад угрюмо смотревший на подземелье тёмными иллюминаторами, начал оживать. Тихонько пели насосы, мягко тарахтел движок, тепло светились стрелки оживших приборов. А главное – откуда-то появился запах. Этот запах знают только моряки. В волшебном букете – лёгкий наркоз газойля, терпковатый привкус выхлопа, смолистое эхо разогретой электроизоляции, строгая нота морской многослойной покраски и неповторимое дуновение тепла нагретого работой металла. Это – запах живого корабля, аромат романтики и силы, умеющей противостоять стихии. Почему-то на пассажирских судах этот запах пытаются убить всякими ароматизаторами, освежителями и прочей отравой. Но искушённые пассажиры всегда просят показать им таинственное машинное отделение. Уши глохнут в грохоте дизелей, зубы ноют от визга турбин, гости потеют от тропической жары в лабиринтах механизмов, шарахаются от рыкающих на автомате компрессоров. Восхищённо жмут руку вахтенного парнишки, управляющую тысячами лошадиных сил. Их выводят под локоток из этой преисподней, и они уходят, часто насовсем. Если им повезёт еще раз попасть на борт – ждите их в машине. Если же нет – понаблюдайте на ближайшей железнодорожной станции. В конце перрона есть знак: «Остановка локомотива». Там иногда можно увидеть человека, словно обнюхивающего уставший с дороги тепловоз – меньший сухопутный брат теплохода. Он источает похожий запах – живого судна. Заговорите душевно с этим человеком, и он вам поведает тайну тоски по ушедшим за горизонт кораблям…

Тяжёлые ворота были распахнуты. Неужели и этому учат в электротехническом институте связи имени Попова? Или казацкие усы пана прапорщика просвечивают сквозь хитрую улыбку Петра? Замнём пока. Техник шагал мне навстречу.

– Ильич, тут уже побывали. Похоже, не раз. Свои, хозяева этого подвальчика. Они воюют по-взрослому. Стеллажи ракет опустошены. Много торпед и донных мин. Как судно? Рабочее? Отлично. Я видел 37-мм пушечки. Снарядов к ним немеряно, разных типов. На полубаке стоит что-то вроде нашей РБК-шки, заряды тоже имеются. Ну, там ещё прекрасные консервированные пайки, м-м-мда. Нас так не кормили. Целый продовольственный склад! А мы голодали. В оружейке придётся тупо пилить решётку, но теперь мы никого не боимся! Потом я взбунтую племя басков и объявлю войну Норвегии! Или Дании? Зачем им принц Гамлет? Склероз, Ильич, это такая болезнь! Нельзя забывать классиков.

Пусть паясничает. Ночь предстояла трудная. Первое – попытаться открыть вход в пещеру. Судя по всему, гидравлика титанического люка управлялась дистанционно. Искать пульт на затонувшей субмарине не представлялось возможным. Мы пошли на звук работающего генератора. В машинном отсеке подземелья всё было обставлено по морским стандартам, и разобраться в управлении оказалось даже легче, чем мы ожидали.

Следующей ночью я аккуратно выводил «347» из бухты. Корабль проседал до летней грузовой марки под тяжестью всевозможных припасов. Теперь мы имели реальные шансы не только благополучно прожить пару лет, но и в самом деле, если не Норвегии с Данией, то уж племени Мумбу-Юмбу конкретно рассказать, что может сотворить мать Кузьмы со свистящим на горе раком. Ограбленный склад воинствующих империалистов мы хотели поначалу взорвать. Но, по здравом размышлении, не стали этого делать. Там оставалось много такого, чего мы вряд-ли могли легко раздобыть в ближайшем будущем. Боеприпасы, огромный склад качественного продовольствия, не мастерская – целый механический завод, большое количество горюче-смазочных материалов. Рука не поднялась разрушить этот рай для поддержания в боевой готовности атомных ракетоносцев. Один из «клиентов» этого заведения уже начал превращаться в подводный памятник милитаризму. Мы не знали, сколько таких кораблей было на вооружении Франции, но были уверены, что немного. Надеялись, что большая их часть уже погибла в разгоревшемся конфликте и во время цунами. Хотелось, чтобы все. Для гарантии, входы в бухту мы закидали найденными донными минами. Только мы знали проход к тайному складу. Петруха перекодировал все дистанционно управляемые замки и закрыл гигантскую дверь-скалу. Сдвинуть её даже с помощью тротила будет делом непростым.

Опасаясь бродившего поблизости подводного охотника, мы малым ходом, прячась в тени берега, прошмыгнули почти до Бордо. Петруха нёс вахту возле противолодочного бомбомёта, я рулил. «Роза» была оставлена в ограбленном бункере. За сутки мы только один раз связались с командиром. В условленное время Петя дал в эфир оговорённую заранее серию помех, означающих чрезвычайную степень важности и секретности. Краткий щелчок и два изменения фона подтвердили взаимное понимание. Основной специальностью Гарбуза была связь, и он знал, как правильно организовать это дело.

Не включая огней, в полном молчании мы подошли к «Мари Роуз» перед рассветом. Отдохнувшие, отъевшиеся товарищи встречали нас, как героев. Надо было трудиться, и мы трудились. В несколько ходок мы увезли в волшебное подземелье всё ценное, найденное на контейнеровозе. Яхту тоже отбуксировали в Брест. Период выживания закончился. Мы были живы, здоровы, богаты и свободны.

[i] Брест — морской порт и город во Франции, северо-западная часть Бискайского залива. Координаты: 50° N, 4°30` W.