2015, июнь, 30. Республика.
… Кажется, я оглох. Или рация вышла из строя? В наушниках – только тихий звон. Всё вокруг белое. Мы в облаках?
— Хуан, принимай управление, я ничего не слышу. И ослеп, кажется.
— Всё в порядке, Чиф. Мы на земле.
Почему же шлем сжимает виски и уши? И облака? Туман рассеивается, и я вижу склонённое надо мной лицо штурмана.
— Мы в госпитале, командир. Вторые сутки.
— Как Сара, ребята?
— Сара в соседней палате, остальные в порядке.
— Что с ней?!
— На выходе из атаки наши машины получили по стингеру. Оба взорвались по левому борту. Спасибо конструкторам, броня выдержала. Но бронестекло вогнуло вовнутрь взрывной волной, вас и Сару приложило одинаково – по голове. Девочка уже рвётся навестить вас, но врач не пускает. У нас троих – сотрясение мозга. Мы с Даудом приземлились на ближайшей базе, в Республике.
— Прекратить разговоры! Быстро в постель!
Лицо Хуана исчезает, вместо него появляется бармалейская физиономия Педро Ибаррури.
— Даже не думай пошевелиться. И молчи.
— Как операция?
— Я кому сказал?
— Так говори же сам!
— Не совсем по плану. Мы даже не представляли, сколько крыс осталось под землёй. Генеральное сражение длилось почти сутки. Выползли, кажется, все наши враги. Жарче всего было на Ковчеге и Сицилии. Они сделали основную ставку на уничтожение вашей колонии и флота. Остальные союзники были атакованы скорее для отвлечения и распыления наших сил. Системы наведения и плазменные орудия работали на пределе возможностей. Флоты израсходовали почти весь боезапас. По Ковчегу было выпущено не менее трёх сотен ракет, но цели не достигла ни одна. Единственная потеря – электростанция, погибла дежурная смена. Грот принял основной удар, до города почти не докатилось. Флот вступил в бой с четырьмя подводными лодками, двумя крейсерами и двенадцатью ракетными установками подземелья. «Пиранья» потопила крейсер и две субмарины. «Европа» — другой крейсер. Ей достались две ракеты, но одна не разорвалась.
— Что с экипажем?
— Погибли шесть матросов. Среди них – филиппинский пастушок, ты рассказывал о нём, Джоэл. Тяжело ранен Василий Муравьёв.
— Жаль парня, теперь Джерри остался совсем один. А Вася такой молодой, толковый механик. Что с ним?
— Его доставили к нам на «Соколе». Жить будет, но без левой ноги.
— Бедняга.
— У самого фингал на пол-лица. Молчи, сказал! А то уйду, меня и так доктор еле пропустил.
Я сжал губы в знак согласия. Педро продолжал. Наш эсминец торпедировал одну подлодку, на вторую навели самую мощную плазменную установку. Субмарина и её экипаж заживо сварились в кипящей морской воде. Они успели выпустить торпеду по «Шельде». Прямого попадания удалось избежать, но близким взрывом сорвало с фундамента гребной электродвигатель, половина экипажа контужена. Гады, все наши труды насмарку! Я вам устрою фундамент! Всех закопаю! Лютый катапультировался с разбитого самолёта, отец Фёдор сел на побережье без хвостового оперения, с тремя десятками пробоин. Но даже с земли продолжал руководить оставшимися экипажами и вести огонь из плазменного орудия. Ирвин из пушки уничтожил крылатую ракету – плазменные установки были повреждены. Майкл вступил в бой с четырьмя истребителями, с победой и без повреждений вернулся в Ковчег. Две фугасные ракеты упали на электростанцию Прибежища, Вадим за это вывел в расход всех ракетчиков в захваченном подземелье. Возмездие было жестоким. Спутники бесстрастно фиксировали точки старта ракет и самолётов противника. До сих пор велась их бомбардировка всеми доступными средствами. На волнах общего вещания передавался ультиматум. Перечислялись все, даже мало изученные координаты убежищ врага. Двадцать минут на принятие решения о капитуляции. По истечении срока – «надёжное» уничтожение. Церемонии и гуманность закончились. Белый флаг подняли одиннадцать бункеров. Авиация союзников не успевала доставлять десанты для захвата капитулирующих. Следовало торопиться, чтобы крысы не успели уничтожить документы и улики. Под страхом смерти их вынуждали налегке покидать подземелья и собираться на открытой местности. Малейшее непослушание будет пресечено плазмой! Спутники зорко следили за порядком, «Сокол» развозил беспилотные наблюдатели. В горах турецкой Малой Азии объявился передатчик неизвестной колонии Ататюрк. Его оператор сообщил о восстании против «хозяев жизни». Жители перебили клику «господ» и этим предотвратили мощную ракетно-ядерную атаку по союзникам. Кажется, у нас появились новые соратники.
Через сутки обстановка стала контролируемой. Оставалось четыре гнезда в Северной Америке. Их личный состав загорал под весьма насыщенным рентгенами небом, с которого за ними зорко следили спутники и беспилотные аппараты, доставленные единственной неповреждённой машиной Майкла Дорна. Оккупационные войска Союза на самолётах уже были в пути, когда Майкл сообщил о ракетной атаке, которой подвергся его аппарат. Вскоре рукотворный вулкан обезобразил и без того грустный пейзаж Аризоны. На один из капитулировавших гарнизонов упали две ракеты, запущенные кем-то несогласным. В ответ Ковчег организовал очередное извержение в горах Сьерра-Невада. Что-то говорило мне, что на американской земле нам предстоят немалые ратные труды. Богатая, зажравшаяся держава, подмявшая под себя весь мир, затаилась, как змея перед броском. То, что мы успели там накопать – крохи. Самые главные битвы – впереди. Чуть позже. Надо собраться с силами. Тошнит, как в первый в жизни шторм. Доплавался.
Неслышная тень прошмыгнула в палату около полуночи. Голова тоже в бинтах, во всю щёку – синяк. Красавица.
— Спите?
— Заходи, солнышко. Только тихонько. Садись сюда.
— Доктор ушёл в другое отделение, а медсестра дремлет в ординаторской. Как вы?
— Врач обещал оставить в живых. А ты?
— Готова к вылету.
— Не налеталась?
— Папа, это такой адреналин!
— Ага, у меня голова до сих пор кружится. Ты хотя бы поняла, что участвовала в настоящем бою?
— Я дала повод усомниться?
— Ты настоящий воин, девочка, — подал голос Хуан. – Как будто всю жизнь командовала боем. Чиф, будет ваша дочь главкомом ВВС!
— Зачем пошла в лобовую атаку? Ведь можно было сманеврировать. Чуть не подставилась под удар его ведомого.
— Я знала, что ты прикроешь. Времени было в обрез, у них оставались ракеты. А отец Фёдор говорил, что противнику тоже страшно, тут у кого нервишки крепче.
— Потреплю бороду старому бандиту. Он у меня давно в должниках, учит вас, понимаешь, всякому.
— Хорошо учит. Аппараты пострадали, но эскадрилья жива. Задание выполнено, мы победили! Папа, мы победили! Ты видел тучи ракет? Ни одна не прошла!
Обнимаю этого наполовину ребёнка, наполовину воздушного аса.
— Сколько у тебя сбитых? Я не успевал считать.
— Кажется, восемь. Ракеты не в счёт. Вот крылатую, так, как Ирвин – это да! На бреющем! На сверхзвуке.
— Ну, конечно, так, как Ирвин…
— Папа, это не личное. Командир позывной присвоил, Ведун. Он в азарте кричал: «Веду! Веду! Есть!». Он достоин награды.
— Уже получил. По крайней мере, обнадёжен.
— Шутишь – значит выздоравливаешь, — у моей дочери с юмором полный порядок. Школа дяди Ника. И мамина. Мои девчонки не обижаются на глупые речи старого больного механика.
— Хорошее начало. Мама будет гордиться.
— Ты ей только про лобовую атаку не говори. Будет волноваться.
— Хуан, а разве была лобовая?
— Я тогда на дисплей смотрел. А у нашего пациента, который катапультировался, вспыхнул парашют, это я точно видел. Значит, никто не скажет.
— Хуан, ты настоящий друг, — Сара подарила ему нежный поцелуй. – Папа, ты этого тоже не видел.
— Смотрите у меня, а то Юля с Ирвином быстро научат вас верности.
— Мы по-дружески, Чиф. Грех отказывать в поцелуе красивой девушке.
— Это что за посиделки? Марш в палату!
Ничего не понимают эти доктора. Ведь самое лучшее моё лекарство только что сидело на краешке кровати.
Отец Фёдор сумел поднять в воздух подбитую машину и дотянуть до Республики. Мастер, чего говорить. С Ковчега прилетели на своих аппаратах Майкл и Ирвин. «Сокол» доставил в наш госпиталь экипаж Лютого. Самолётом приехали техники с запчастями. С ними напросились наши жёны и невесты. Всей компанией навестили нас в госпитале, но доктор оказался совершенно бездушным человеком, через пять минут выгнал посторонних из заведения. Фред Стоун, прибывший тем же рейсом, долго щупал пульс, светил в зрачки и привычно неприятно качал головой. Из всех медработников нормальный человек – только Мари Соломонова. И то, пока вы не попали к ней на приём. Ночью кто-то постучал в окошко нашей палаты на втором этаже. Хуан уже немного передвигался, открыл раму.
— Святой отец, у вас уже отрасли собственные крылья?
— Богохульствуешь! Я стою на плечах гигантов – Андрея и Дауда. А они – на садовой скамейке. Что говорит костоправ?
— Дней пять минимум. И неделя реабилитации. Вы бы ему епитимьей пригрозили, что ли.
— Голова кружится?
— Сегодня легче. Завтра попытаюсь сесть.
— Не торопись, лучше отлежаться лишний денёк. У меня было такое в Афгане, на вертушке. Тоже второй пилот привёз моё бренное тело. Четверо суток лежал, зато через две недели выполнил пилотаж. А кто поторопился – через месяц. Ты тоже, Хуан, не особо прыгай. Тут молодой задор надо придержать. Мне нужны здоровые бойцы. И малышке передайте. Впрочем, там Ирвин уже все плечи истоптал Майклу с Ахмедом. Я его проинструктировал.
— Что с машинами?
— Поступили восемь новых аппаратов. Инженеры постарались на совесть. Завтра приступаем к испытаниям. Две эскадрильи! Молодёжь уже рвётся в бой, двенадцать ребят окончили курс. Будем их натаскивать, пока вы отдыхаете. Парни — обстрелянные истребители, должны быстро войти в строй. Ваши машины уже ремонтируются, будут готовы к выписке. Конструкторы усилили остекление фонарей.
— Говорят, Лютый ранен в руку.
— Пустяки, кость не задета. Выйдет вместе с вами. Словом, набирайтесь сил, ждём вас. Вот, Анастасия передала свежего мёду. Они с Надеждой Юрьевной целую пасеку выпестовали, поклон вам.
— Спасибо, кланяйтесь им.
— Тебе, Фёдор, спасибо. За дочку. Славное дитя вырастил, высоко взлетит, если в лобовые атаки реже будет кидаться. Ты скажи ей по-родственному.
— А вы откуда знаете?
— Командир в бою обязан всех подчинённых видеть.
— Так вы же были за сотни миль!
— На то и воздушный бой, это тебе не в подводной лодке. Глаз да глаз нужен, молоды вы, чтобы без присмотра.
— Фёдор Иванович, вы только Еве…
— Негоже рассказывать женщинам о кровавых делах. Они для любви созданы, а не для страданий. Будьте здоровы.
Через пять дней эскадрилья в полном составе собралась в ангаре. Летать не на чем, да не всем и позволено. Новые аппараты проходят испытания, а на наших машинах с утра до ночи тренируется пополнение. Изучаем матчасть, помогая техникам обслуживать самолёты. Вечера в семейном кругу, с друзьями – как будто и не было сражений, не осталось врагов, и никто не вынашивает кровавых планов. Но частенько, то поодиночке, то сразу тройкой экипажи командира и Майкла с Ирвином выполняют отдельные задания. Война продолжается, и о хрупкости окружающего нас покоя мы знаем слишком хорошо. А мой сын сделал первые шаги. Куда приведёт тебя твой путь, кроха?
… Кажется, я оглох. Или рация вышла из строя? В наушниках – только тихий звон. Всё вокруг белое. Мы в облаках?
— Хуан, принимай управление, я ничего не слышу. И ослеп, кажется.
— Всё в порядке, Чиф. Мы на земле.
Почему же шлем сжимает виски и уши? И облака? Туман рассеивается, и я вижу склонённое надо мной лицо штурмана.
— Мы в госпитале, командир. Вторые сутки.
— Как Сара, ребята?
— Сара в соседней палате, остальные в порядке.
— Что с ней?!
— На выходе из атаки наши машины получили по стингеру. Оба взорвались по левому борту. Спасибо конструкторам, броня выдержала. Но бронестекло вогнуло вовнутрь взрывной волной, вас и Сару приложило одинаково – по голове. Девочка уже рвётся навестить вас, но врач не пускает. У нас троих – сотрясение мозга. Мы с Даудом приземлились на ближайшей базе, в Республике.
— Прекратить разговоры! Быстро в постель!
Лицо Хуана исчезает, вместо него появляется бармалейская физиономия Педро Ибаррури.
— Даже не думай пошевелиться. И молчи.
— Как операция?
— Я кому сказал?
— Так говори же сам!
— Не совсем по плану. Мы даже не представляли, сколько крыс осталось под землёй. Генеральное сражение длилось почти сутки. Выползли, кажется, все наши враги. Жарче всего было на Ковчеге и Сицилии. Они сделали основную ставку на уничтожение вашей колонии и флота. Остальные союзники были атакованы скорее для отвлечения и распыления наших сил. Системы наведения и плазменные орудия работали на пределе возможностей. Флоты израсходовали почти весь боезапас. По Ковчегу было выпущено не менее трёх сотен ракет, но цели не достигла ни одна. Единственная потеря – электростанция, погибла дежурная смена. Грот принял основной удар, до города почти не докатилось. Флот вступил в бой с четырьмя подводными лодками, двумя крейсерами и двенадцатью ракетными установками подземелья. «Пиранья» потопила крейсер и две субмарины. «Европа» — другой крейсер. Ей достались две ракеты, но одна не разорвалась.
— Что с экипажем?
— Погибли шесть матросов. Среди них – филиппинский пастушок, ты рассказывал о нём, Джоэл. Тяжело ранен Василий Муравьёв.
— Жаль парня, теперь Джерри остался совсем один. А Вася такой молодой, толковый механик. Что с ним?
— Его доставили к нам на «Соколе». Жить будет, но без левой ноги.
— Бедняга.
— У самого фингал на пол-лица. Молчи, сказал! А то уйду, меня и так доктор еле пропустил.
Я сжал губы в знак согласия. Педро продолжал. Наш эсминец торпедировал одну подлодку, на вторую навели самую мощную плазменную установку. Субмарина и её экипаж заживо сварились в кипящей морской воде. Они успели выпустить торпеду по «Шельде». Прямого попадания удалось избежать, но близким взрывом сорвало с фундамента гребной электродвигатель, половина экипажа контужена. Гады, все наши труды насмарку! Я вам устрою фундамент! Всех закопаю! Лютый катапультировался с разбитого самолёта, отец Фёдор сел на побережье без хвостового оперения, с тремя десятками пробоин. Но даже с земли продолжал руководить оставшимися экипажами и вести огонь из плазменного орудия. Ирвин из пушки уничтожил крылатую ракету – плазменные установки были повреждены. Майкл вступил в бой с четырьмя истребителями, с победой и без повреждений вернулся в Ковчег. Две фугасные ракеты упали на электростанцию Прибежища, Вадим за это вывел в расход всех ракетчиков в захваченном подземелье. Возмездие было жестоким. Спутники бесстрастно фиксировали точки старта ракет и самолётов противника. До сих пор велась их бомбардировка всеми доступными средствами. На волнах общего вещания передавался ультиматум. Перечислялись все, даже мало изученные координаты убежищ врага. Двадцать минут на принятие решения о капитуляции. По истечении срока – «надёжное» уничтожение. Церемонии и гуманность закончились. Белый флаг подняли одиннадцать бункеров. Авиация союзников не успевала доставлять десанты для захвата капитулирующих. Следовало торопиться, чтобы крысы не успели уничтожить документы и улики. Под страхом смерти их вынуждали налегке покидать подземелья и собираться на открытой местности. Малейшее непослушание будет пресечено плазмой! Спутники зорко следили за порядком, «Сокол» развозил беспилотные наблюдатели. В горах турецкой Малой Азии объявился передатчик неизвестной колонии Ататюрк. Его оператор сообщил о восстании против «хозяев жизни». Жители перебили клику «господ» и этим предотвратили мощную ракетно-ядерную атаку по союзникам. Кажется, у нас появились новые соратники.
Через сутки обстановка стала контролируемой. Оставалось четыре гнезда в Северной Америке. Их личный состав загорал под весьма насыщенным рентгенами небом, с которого за ними зорко следили спутники и беспилотные аппараты, доставленные единственной неповреждённой машиной Майкла Дорна. Оккупационные войска Союза на самолётах уже были в пути, когда Майкл сообщил о ракетной атаке, которой подвергся его аппарат. Вскоре рукотворный вулкан обезобразил и без того грустный пейзаж Аризоны. На один из капитулировавших гарнизонов упали две ракеты, запущенные кем-то несогласным. В ответ Ковчег организовал очередное извержение в горах Сьерра-Невада. Что-то говорило мне, что на американской земле нам предстоят немалые ратные труды. Богатая, зажравшаяся держава, подмявшая под себя весь мир, затаилась, как змея перед броском. То, что мы успели там накопать – крохи. Самые главные битвы – впереди. Чуть позже. Надо собраться с силами. Тошнит, как в первый в жизни шторм. Доплавался.
Неслышная тень прошмыгнула в палату около полуночи. Голова тоже в бинтах, во всю щёку – синяк. Красавица.
— Спите?
— Заходи, солнышко. Только тихонько. Садись сюда.
— Доктор ушёл в другое отделение, а медсестра дремлет в ординаторской. Как вы?
— Врач обещал оставить в живых. А ты?
— Готова к вылету.
— Не налеталась?
— Папа, это такой адреналин!
— Ага, у меня голова до сих пор кружится. Ты хотя бы поняла, что участвовала в настоящем бою?
— Я дала повод усомниться?
— Ты настоящий воин, девочка, — подал голос Хуан. – Как будто всю жизнь командовала боем. Чиф, будет ваша дочь главкомом ВВС!
— Зачем пошла в лобовую атаку? Ведь можно было сманеврировать. Чуть не подставилась под удар его ведомого.
— Я знала, что ты прикроешь. Времени было в обрез, у них оставались ракеты. А отец Фёдор говорил, что противнику тоже страшно, тут у кого нервишки крепче.
— Потреплю бороду старому бандиту. Он у меня давно в должниках, учит вас, понимаешь, всякому.
— Хорошо учит. Аппараты пострадали, но эскадрилья жива. Задание выполнено, мы победили! Папа, мы победили! Ты видел тучи ракет? Ни одна не прошла!
Обнимаю этого наполовину ребёнка, наполовину воздушного аса.
— Сколько у тебя сбитых? Я не успевал считать.
— Кажется, восемь. Ракеты не в счёт. Вот крылатую, так, как Ирвин – это да! На бреющем! На сверхзвуке.
— Ну, конечно, так, как Ирвин…
— Папа, это не личное. Командир позывной присвоил, Ведун. Он в азарте кричал: «Веду! Веду! Есть!». Он достоин награды.
— Уже получил. По крайней мере, обнадёжен.
— Шутишь – значит выздоравливаешь, — у моей дочери с юмором полный порядок. Школа дяди Ника. И мамина. Мои девчонки не обижаются на глупые речи старого больного механика.
— Хорошее начало. Мама будет гордиться.
— Ты ей только про лобовую атаку не говори. Будет волноваться.
— Хуан, а разве была лобовая?
— Я тогда на дисплей смотрел. А у нашего пациента, который катапультировался, вспыхнул парашют, это я точно видел. Значит, никто не скажет.
— Хуан, ты настоящий друг, — Сара подарила ему нежный поцелуй. – Папа, ты этого тоже не видел.
— Смотрите у меня, а то Юля с Ирвином быстро научат вас верности.
— Мы по-дружески, Чиф. Грех отказывать в поцелуе красивой девушке.
— Это что за посиделки? Марш в палату!
Ничего не понимают эти доктора. Ведь самое лучшее моё лекарство только что сидело на краешке кровати.
Отец Фёдор сумел поднять в воздух подбитую машину и дотянуть до Республики. Мастер, чего говорить. С Ковчега прилетели на своих аппаратах Майкл и Ирвин. «Сокол» доставил в наш госпиталь экипаж Лютого. Самолётом приехали техники с запчастями. С ними напросились наши жёны и невесты. Всей компанией навестили нас в госпитале, но доктор оказался совершенно бездушным человеком, через пять минут выгнал посторонних из заведения. Фред Стоун, прибывший тем же рейсом, долго щупал пульс, светил в зрачки и привычно неприятно качал головой. Из всех медработников нормальный человек – только Мари Соломонова. И то, пока вы не попали к ней на приём. Ночью кто-то постучал в окошко нашей палаты на втором этаже. Хуан уже немного передвигался, открыл раму.
— Святой отец, у вас уже отрасли собственные крылья?
— Богохульствуешь! Я стою на плечах гигантов – Андрея и Дауда. А они – на садовой скамейке. Что говорит костоправ?
— Дней пять минимум. И неделя реабилитации. Вы бы ему епитимьей пригрозили, что ли.
— Голова кружится?
— Сегодня легче. Завтра попытаюсь сесть.
— Не торопись, лучше отлежаться лишний денёк. У меня было такое в Афгане, на вертушке. Тоже второй пилот привёз моё бренное тело. Четверо суток лежал, зато через две недели выполнил пилотаж. А кто поторопился – через месяц. Ты тоже, Хуан, не особо прыгай. Тут молодой задор надо придержать. Мне нужны здоровые бойцы. И малышке передайте. Впрочем, там Ирвин уже все плечи истоптал Майклу с Ахмедом. Я его проинструктировал.
— Что с машинами?
— Поступили восемь новых аппаратов. Инженеры постарались на совесть. Завтра приступаем к испытаниям. Две эскадрильи! Молодёжь уже рвётся в бой, двенадцать ребят окончили курс. Будем их натаскивать, пока вы отдыхаете. Парни — обстрелянные истребители, должны быстро войти в строй. Ваши машины уже ремонтируются, будут готовы к выписке. Конструкторы усилили остекление фонарей.
— Говорят, Лютый ранен в руку.
— Пустяки, кость не задета. Выйдет вместе с вами. Словом, набирайтесь сил, ждём вас. Вот, Анастасия передала свежего мёду. Они с Надеждой Юрьевной целую пасеку выпестовали, поклон вам.
— Спасибо, кланяйтесь им.
— Тебе, Фёдор, спасибо. За дочку. Славное дитя вырастил, высоко взлетит, если в лобовые атаки реже будет кидаться. Ты скажи ей по-родственному.
— А вы откуда знаете?
— Командир в бою обязан всех подчинённых видеть.
— Так вы же были за сотни миль!
— На то и воздушный бой, это тебе не в подводной лодке. Глаз да глаз нужен, молоды вы, чтобы без присмотра.
— Фёдор Иванович, вы только Еве…
— Негоже рассказывать женщинам о кровавых делах. Они для любви созданы, а не для страданий. Будьте здоровы.
Через пять дней эскадрилья в полном составе собралась в ангаре. Летать не на чем, да не всем и позволено. Новые аппараты проходят испытания, а на наших машинах с утра до ночи тренируется пополнение. Изучаем матчасть, помогая техникам обслуживать самолёты. Вечера в семейном кругу, с друзьями – как будто и не было сражений, не осталось врагов, и никто не вынашивает кровавых планов. Но частенько, то поодиночке, то сразу тройкой экипажи командира и Майкла с Ирвином выполняют отдельные задания. Война продолжается, и о хрупкости окружающего нас покоя мы знаем слишком хорошо. А мой сын сделал первые шаги. Куда приведёт тебя твой путь, кроха?
