2015, февраль, 6. Ковчег.
Я покидал Новую Россию с последними самолётами Ковчега. Звали дела домашние. Флот перевооружался на электрическую тягу. «Пиранья» проходила последние испытания, «Пола» уже вовсю гоняла с пустыми топливными цистернами. Экипажи трудились, не покладая рук. Оставленные без присмотра курсанты проходили с ними производственную практику. Живая работа учит лучше всех.
Почти месяц не видел родных. Ева помалкивает, но я вижу, что ей нелегко. Сара молодец, уже помощница матери. Нашла лазейку в расписании дежурств Ирвина и эксплуатирует его в качестве пассажира «Чайки», одну её в воздух не выпускают. Покладистый парень не знал, что значат слова «Ну, разочек». Дима подрос. Такова жизнь моряцкая. Не успеешь оглянуться, как дети выросли и ушли своим курсом. Или жизнь пилотов? Или воинов? Бедные наши, любимые. А может, в этом и есть мужское счастье – уходить в поход, чтобы твои родные были в достатке и безопасности. И знать, что тебя ждут у родного очага. Ждут, чего бы это ни стоило.
Фёдор Иванович объявил трёхдневный отпуск личному составу. На дежурстве только экипаж Ирвина, остававшийся прикрывать Ковчег. Им предоставят отдых позже. После московских полётов мы все устали от неба. Не думал, что такое бывает.
— Флот в тебе не нуждается.
Я не поверил своим ушам. И это говорит мой капитан?
— Три дня, не более, — улыбнулся Макс. – Размечтался.
Да, отупел механик за последний месяц. Ну, раз так – едем в Брест. Там тепло, возьмём Василия с Марусей и покатаемся на «Парусе мечты». Я давно обещал Еве. Хотели взять Джейн с Элизабет – Петя уехал по делам на Алтай, – но малышке нездоровится. Сдаю Сару на попечение Мари. Они с Максом отдыхали пару дней на яхте прошлым летом. Дочка ноет, но школу пропускать нельзя. Потом дам порулить «Соколом». Я тоже хитрый, знаю волшебный ключик. Она готова жить у них хоть всю оставшуюся ради такого случая. Добираемся на «Соколе». Женщины с малышом разместились в пассажирском отсеке, Василий попросился в кабину:
— Ильич, такой шанс бывает раз в жизни! Мне вся пожарная команда будет завидовать!
Ну что с ними делать? Пристёгивайся, дорогой. Делаем обзорный круг над Ковчегом, любуемся с высоты фиордами, проносимся до самого мыса Финистер и большой дугой Биская возвращаемся к Бресту. Нас приветствуют посты Республики на всём побережье залива, рыбаки. Всё хорошо, никто не покушается на покой Союза.
Губы Евы дрожат от волнения:
— Два года, Федя. Уже два года! А как будто вчера.
Наш спаситель «Парус мечты». Первая рыбалка на «Дельфине», шторм, красный огонь над волнами, голод. И её любовь. Обнимаю:
— Солнышко, если бы не этот кораблик, я бы так и не узнал, какое счастье готовит мне судьба. Нашего экипажа прибыло! Три новых моряка родились на свет. Добро пожаловать на борт, Дмитрий Фёдорович! – ладошкой, увлажнённой морской водой, умываю крохотное личико. Весело блестят милые глазки. Нежно целую любимых.
— Отдать швартовы! – чувствую, Василия сегодня от штурвала не оторвать. Он превратил израненную яхту в гордую морскую птицу.
— Вася, Маруся, спасибо вам. Вы знаете, что значит для нас этот корабль.
— Когда нибудь он займёт место на почётной стоянке Ковчега, Ильич. Помянете моё слово. Сколько людей, сколько судеб спасено теми, кто ступил на его палубу в то страшное время. Я видел, чего стоило это судну и вам. И счастлив был оказать хоть маленькую услугу. Да и люблю я паруса.
Два рыбачка появляются на горизонте, на деликатной дистанции занимают позиции на траверзах. В бинокль вижу, что они не промышляют, а несут усиленное наблюдение за горизонтом. Пулемёты расчехлены. Как же, Very Important Persons! Бремя славы. Вскоре оживает радио:
— Чиф Республике!
— На связи.
— Ты что же в наших водах инкогнито разыгрываешь? Ужинать и ночевать – ко мне! Вздумай только ребёнка в норе спать положить. Конец связи.
— Принято.
Разведка Педро донесла. Показываю кулак рыбакам. Машут приветливо. Друзей у меня теперь – полмира. Хотя и врагов осталось немало. Вместе — справимся!
Пока сынишка спит в каюте, учим Еву управлять парусом. Маруся виртуозно ставит шкоты, с полуслова ловит команды шкипера – настоящая морская семья. Женщина оттаяла после трагедии, явно наслаждается выдавшимся случаем посоревноваться с ветром.
— Ребята, а ведь я видел на Азорах две яхты. Немного подбиты, но на плаву. Будет оказия – привезём на Ковчег, откроем яхт-клуб. Друзья, пойдёте инструкторами?
— Зачем спрашиваете? Чтобы поволновались? Так мы уже волнуемся, как бы молодые не обскакали.
— Вас обскачешь! Будут яхты, обещаю.
Вечером собираемся в гости. Наши друзья стесняются: может, без нас, такие люди, да мы не одеты…
— Так. Вы делали здесь ревизию. Выберите себе смокинги и бальные платья на складе.
— А вам?
— Лично я еду в шортах и футболке. Ева, кажется, тоже. И хватит комплексовать. Знаете, какое звание у сеньора Ибаррури? Капрал. По-нашему, прапорщик. Добрейший и простой человек. И таким останется, даже если его провозгласят королём Испании, поверьте, я его знаю. Через час вылетаем.
Три дня пролетели, как один. Ласковое море, душевные беседы в уютном доме Педро, сон под пение цикад. Как редко бывает такой покой. Мария целуется с Анной Ибаррури, записывает рецепт острой подливки. Ева осторожно подставляет личико Димы для поцелуя бородатой физиономии Педро. Взлетаем.
— Маруся, не скушали вас?
— Боже, Ильич, какие люди!
— Такие, как и вы. Анна шепнула мне: и эта женщина стреляла по врагам? Я преклоняюсь!
— Скажете тоже. Я от страху стреляла.
— А думаете, я стреляю от радости?
— Но вы попадаете в цель.
— Зато я не умею делать такие оладьи. Ева, солнышко, возьми пару уроков у нашей подруги. Не могу забыть тот рейс на «Шельде». Сразу слюнки текут.
Ник Шепард – мой злой гений. Когда он так на меня смотрит, я уже знаю: у него есть план. И этот план придётся воплощать в жизнь экипажу «Сокола».
— Сэр, куда лететь? – приветственно жму его левую руку.
— В Крым. Там последний бункер резерва. Надо закрыть эту тему перед делами более важными. Беспилотный разведчик напал на след.
— Но это же не российская территория.
— Логика очень проста. Черноморский флот России стоял в Севастополе. И у него было много доброжелателей в Украине. Для обеих стран это был очень важный регион. Генерал армии Карцев берётся провести переговоры лично.
— Напрямую?
— Да. Он сказал: они должны видеть мои глаза.
— Я, конечно, не намерен обсуждать мнение такого человека…
— Я тоже, Фэд. Доставите генерала на место. Вас ждут через три часа. С объединённым командованием согласовано. Действуйте по обстоятельствам, но у меня есть личная просьба.
— Я внимательно слушаю.
— Если вопрос будет стоять о вашей жизни и смерти – выбирайте жизнь. Вы мне слишком дороги. Но если будет хоть один шанс – сохраните жизнь генерала. Он нужен Союзу. Это – военачальник. А я – простой офицер.
— Вы не простой офицер, Ник. Я всего лишь уточняю. Сделаю всё возможное.
— Верю. Удачи вам.
— Спасибо. Разрешите идти?
— Идите с Богом.
Взлетаем. На полпути я обгоняю воздушный заправщик и клин самолётов Ковчега и Прибежища. Лидеры – два истребителя подполковников. Обменялись покачиванием крыльями, и я умчался вперёд. В Новой России антенны радаров вертятся на боевой частоте, эскадрилья штурмовиков взлетает и берёт курс на юг. Боевая техника рассредоточена, зенитные расчёты в повышенной готовности. Да, это серьёзно. Краткое приветствие, генерал в парадной форме и с большим кейсом устраивается в пассажирском отсеке.
— Через сорок минут мы должны быть на точке. Высадите меня в назначенном месте и уходите на безопасную дистанцию. Рандеву уже согласовано. Если я не дам радиосигнал в течение часа – немедленно начинайте огневой налёт всем доступным оружием союзников. Но даже после получения сигнала, на прямой видимости я должен поднять правую руку. Вы приближаетесь только в этом случае, запомните. На ожидание моего жеста – одна минута. По её истечении вы удаляетесь со всеми предосторожностями и командуете залп. Никакого геройства. Моя персона не стоит ядерного удара по беззащитным людям.
— Есть.
— Хорошая у вас машина. Я много слышал о ней. Прокатите когда-нибудь на досуге?
— С удовольствием, только вот с досугом туговато.
— После победы.
— Победим, товарищ генерал армии.
— Для вас, Фёдор Ильич, просто Николай Григорьевич.
Писк радарного датчика.
— Монах, я Чиф. Нас ведут два радара. Даю картинку. Пять минут до точки.
— Я Монах. Принято. На позиции.
— Принято.
— Они предупреждали о радиомолчании.
— Так они ничего и не слышат.
— Уверены?
— Так точно.
— Тогда с Богом. Удачи вам.
— Вам тоже. Николай Григорьевич. Дверки отсека будут открыты, взлетаю немедленно после вашего прибытия на борт. Постарайтесь упасть на диван – будет сильная перегрузка.
— Не геройствуйте.
— Позволю себе дать такой же совет.
Ярко-зелёная дымовая шашка на скальном карнизе. А мы когда-то проходили в нескольких милях отсюда и считали эти горы мёртвыми. Два офицера отдают честь генералу, ожидают моего взлёта и только потом исчезают из виду. Увожу машину километров на двадцать, сажаю у прибоя. Хуже всего – ждать и догонять. Затишье перед бурей, или начало штиля? Кратко совещаюсь с непосредственным начальством.
Хуан раскладывает пассажирский диван на весь небольшой отсек, фиксирует дверки в сдвинутом назад положении. Сорок одна минута. Взлетаем, но не приближаемся к площадке, зависаем в распадке скал. Здесь в нас трудно попасть. Пятьдесят четыре минуты.
— Чиф генералу.
— На связи.
— Подходите по плану, всё нормально.
— Принято. Хуан, секундомер!
Едва не касаясь скалы правым бортом, выплываю на прямую видимость. До балкона – метров двести. Вместе с Карцевым несколько офицеров. Оживлённо жестикулируют. Он стоит в центре, заложив руки за спину, лицом к нам. Периферийным зрением отмечаю что-то промелькнувшее над каменистым берегом километрах в трёх.
— Двадцать секунд.
Приближаюсь на тридцать метров. Он смотрит мне в глаза, что-то произносит.
— Сорок секунд!
Офицеры продолжают спорить. Не будет сигнала. Надо решать.
— Десять. Девять. Восемь, – начинает Хуан обратный отсчёт.
«Сокол», разворачиваясь к балкону носом, рывком устремляется прямо на группу людей. Срабатывают рефлексы, они шарахаются в стороны. Кроме генерала. Звучит автоматная очередь, пули стучат по крылу.
— Пошёл! – крик за спиной.
Хуан успевает дать очередь из пушки почти в упор. Задний ход на десять метров, проваливаю машину ниже уровня балкона и вдоль скалы устремляю её в резкий набор с подворотом в знакомый распад. За спиной слышу взрывы и рёв авиационных пушек, подо мной на дикой скорости проносится встречный истребитель. Подполковники точно рассчитали маневр! Через секунду другой самолёт Ковчега обгоняет меня сверху и с резким левым креном уходит к следующему распаду. Следую за ним.
— Чиф, на бреющем, курс сорок пять, полный газ!
— Принято!
Это наша птица умеет – полный газ! Через минуту расхожусь с эскадрильей Новой России, дающей ракетный залп.
— Не бомбить! Это приказ! – грозный крик.
— Монах, Ковчег, я Чиф! Приказ генерала – не бомбить!
— Я Ковчег. Повторите.
— Не бомбить!
— Принято. Монах, всем на исходную. Чиф, при первой возможности дайте связь генералу.
Мы ушли километров на сорок. Сажаю машину в глубокой ложбине. Окопались, так сказать.
— Николай Григорьевич, вы целы?
— Вашими молитвами. Хоть бы ремни натянули, чуть не вывалился.
— В следующий раз…
— Не будет следующего раза. Я вас — под трибунал за нарушение приказа. Вас расстреляют.
Чёртов солдафон. Вот попали! Зыркает строго:
— Ладно, объявляю амнистию за предотвращение бойни. Давайте гарнитуру.
Хуан передаёт ему свой шлем и начинает осмотр машины.
— Ковчег генералу.
— На связи.
— Залпа противника не будет. Они потратили ракеты в день катастрофы. Не выдержали нервы. Решение не принято, в их рядах раскол. На совещании экстремисты пытались устроить переворот, началась стрельба, и позитивные силы отступили в изолированный бункер. Я оказался в руках чужой команды. Надо было предотвратить ненужные жертвы. Предложил на живца поймать или сбить «Сокола». Я знал, что Чиф справится. Его надо примерно наказать за нарушение приказа и представить к награде за выполнение солдатского долга. Подождём развития событий. Они нам не опасны, пусть разберутся между собой. Думаю, это вопрос часов, я знаю генерал-лейтенанта Пряхина. Полагаю, штурмовая авиация может возвращаться на базы. Мы подождём на месте. Беспилотник в зоне?
— Так точно. Зафиксировано шесть трупов на балконе. Тишина.
— Это хорошо. Значит, скоро. У меня всё.
— Чиф Ковчегу!
— На связи!
— Сэр, вы примерно наказаны! Пять суток ареста условно!
— Есть!
— Вы и мистер Оливера представлены к ордену Союза.
— Служим свободным людям!
— Оставайтесь на связи.
Генерал с Хуаном тыкали пальцами в две автоматных пробоины на левом крыле. Пули прошли аккуратно, ничего внутри не повредив. Да там особо ничего и не было. Это на обычных самолётах в крыльях располагают топливные баки. А у нас они служили лишь для улучшения обтекаемости корпуса на высоких скоростях. Стрелок имел опыт, но отстал от жизни.
— Перекусить есть, разведка?
— Хуан, накрывай.
Английский у генерала – безупречный.
— Богато живёте.
— Мы никогда не знаем, сколько времени займёт рейд. Приходится запасаться.
— Ты откуда родом, Хуан?
— Азорские острова.
— Семья?
— Погибла. Женился на русской девушке. Юлия скоро обещает ребёнка.
— Молодцы, надо продолжать человеческий род. Я тоже собираюсь, только невесту пока не выбрал.
— В Пижме самые лучшие девушки.
Так болтаем пару часов.
— Пряхин вызывает Карцева.
— На связи.
— Порядок, Николай. Людей зазря побили. Дураки, царствие им небесное. С обратной стороны скалы — большая площадка, зелёный дым. Ждём.
В подземелье пахнет порохом, несколько трупов. Обошлось малой кровью для двух тысяч личного состава. Генерал Пряхин после стычки включил громкоговорящую связь и объяснил бойцам ситуацию. Фанатиков «государственности» уставшие люди пристрелили без церемоний.
По разрушенной дороге в межгорье движется колонна в сторону Симферополя. Там приступают к ремонту ВПП. В бункере – только дежурная смена в сотню штыков. Такой плацдарм нельзя оставлять без контроля Союза. Будут меняться раз в месяц, а основной состав вольётся в смоленский гарнизон. Две тысячи спасённых – ради этого стоило рисковать, сказал генерал Кравцов. Просит откомандировать группу связистов и разведчиков Ковчега с аппаратурой. Сделаем. Для хороших людей – пожалуйста. Доставляем двух генералов в Новую Россию, тепло прощаемся.
— Ковчег Чифу.
— На связи.
— Задание выполнено. Жду распоряжений.
— Следуйте домой.
— Прошу добро на облёт Киева. Там тоже метро.
— Осторожно, в регионе высокая радиоактивность. Добро.
— Конец связи.
Ева во сне иногда плачет, шепчет: мама. Я должен убедиться во всём, чтобы поставить точку. Неизвестность убивает. «Соколу» полчаса лёта. Стороной обходим зону Чернобыля. Там сейчас хуже, чем в 1986-м году. Ракетные снайперы попали в саркофаг, и без того дышавший на ладан. Все красивые лозунги и миллиардные проекты по его усовершенствованию были только ширмой для властных жуликов, растаскивающих средства по норам. Один плюс – пылающую под землёй реакцию разметало взрывом, осталось только ждать, когда природа справится с напастью. Долго придётся ждать. А зараженная вода стекает в Днепр. Даже в Херсоне опасный уровень.
Мать Евы жила в районе станции Лукьяновская. Это довольно далеко от реки. Заражение местности в допустимых пределах, для гарантии мы надели кислородные маски. Парим над хаосом развалин, уже покрывшихся неравномерным слоем растительности. Проходит час, никаких признаков жизни. Не может этого быть в миллионном городе. Уже теряли надежду, когда заметили две человеческие фигуры, мелькнувшие среди каменных блоков. Скрываются, что ли? Направляю машину к ним, но они убегают в сторону другой кучи обломков. Открываю фонарь:
— Да что вы прячетесь, люди добрые! Давайте поговорим, мы не сделаем вам ничего плохого! Наоборот, поможем!
Ни в какую. Маневрируя, прижимаю их к непроходимой куче мусора:
— Пристрелю! На колени! Руки за голову!
Что за люди. Хуан на страховке, я спешиваюсь. Ходячие скелеты. Кухонные ножи и тощие котомки. Запах подземелья мне уже хорошо знаком. Почти подростки.
— Ну что вы, ей Богу. Мы с Ковчега, может, слышали?
— А не с Марса, случайно? У нас таких глайдеров нет, мы в кино видели.
— Не было раньше, а теперь есть. Меньше фантастику надо смотреть.
— А мы сейчас вообще ничего не смотрим. Только в подвалах роемся.
— Идём, перекусите.
Банки мгновенно опорожняются до блеска. Жадно смотрят на коробок с остатками наших припасов.
— Ребята, мне не жалко. Но вы можете себе навредить.
— Да я ведро могу съесть!
— Можешь. А потом помрёшь от заворота кишок. Потерпи, я всё отдам. Где люди? Надо вас выручать.
— В метро. Там коммуна и банда. Воюем. Мы собираем по крохам, а они грабят. Каждый день кого-то убивают. Но мы их тоже. Оружия мало.
— Сколько вас?
— Шесть тысяч.
— А бандитов?
— Меньше тысячи, но у них много оружия. Мы взорвали тоннели, оставили всего несколько выходов на поверхность, засады. Но они иногда прорываются, и тогда такое начинается! Выслеживают нас наверху. Замучили уже.
— Кто у вас старший?
— Михалыч. Николай Михайлович Юрченко. Он из уголовного розыска.
— Сможете передать ему радиостанцию?
— Конечно.
Битва под Киевом закончилась к утру следующего дня. Была она кровопролитной для бандитов и почти бескровной для десанта союзников. Второй десант обустраивал полосу в Бориспольском аэропорту. Жить вблизи Днепра было невозможно, и киевляне были эвакуированы по всему Союзу. К сожалению, в их списках имя моей тёщи не значилось. Большая часть спасённых улетела в Новую Украину. Девятьсот человек прибыли на Ковчег. Их сагитировал Петя Гарбуз, принявший живое участие в операции. В городах союзников госпиталя останутся переполненными несколько месяцев. Но мы переживали и более тяжёлые времена. Две недели мы с Хуаном обследовали города бывшего СНГ и Европы, имевшие метро. К прискорбию, результат был печальным. В Петербурге мы тоже не преуспели, невзирая на мои безумные усилия. Перелёт из моего города на Ковчег обеспечивал Хуан. Я безвольной куклой сидел в кресле. Максим встретил на лётном поле и отвёз меня подальше от любопытных глаз, на «Шельде», замаскированный в отдельной бухте. Там мы отключили всю связь и напились, как сапожники. Через сутки Ник Шепард с отцом Фёдором устроили нам разбор полётов, и мы с виноватыми опухшими рожами были возвращены в семьи.
Я покидал Новую Россию с последними самолётами Ковчега. Звали дела домашние. Флот перевооружался на электрическую тягу. «Пиранья» проходила последние испытания, «Пола» уже вовсю гоняла с пустыми топливными цистернами. Экипажи трудились, не покладая рук. Оставленные без присмотра курсанты проходили с ними производственную практику. Живая работа учит лучше всех.
Почти месяц не видел родных. Ева помалкивает, но я вижу, что ей нелегко. Сара молодец, уже помощница матери. Нашла лазейку в расписании дежурств Ирвина и эксплуатирует его в качестве пассажира «Чайки», одну её в воздух не выпускают. Покладистый парень не знал, что значат слова «Ну, разочек». Дима подрос. Такова жизнь моряцкая. Не успеешь оглянуться, как дети выросли и ушли своим курсом. Или жизнь пилотов? Или воинов? Бедные наши, любимые. А может, в этом и есть мужское счастье – уходить в поход, чтобы твои родные были в достатке и безопасности. И знать, что тебя ждут у родного очага. Ждут, чего бы это ни стоило.
Фёдор Иванович объявил трёхдневный отпуск личному составу. На дежурстве только экипаж Ирвина, остававшийся прикрывать Ковчег. Им предоставят отдых позже. После московских полётов мы все устали от неба. Не думал, что такое бывает.
— Флот в тебе не нуждается.
Я не поверил своим ушам. И это говорит мой капитан?
— Три дня, не более, — улыбнулся Макс. – Размечтался.
Да, отупел механик за последний месяц. Ну, раз так – едем в Брест. Там тепло, возьмём Василия с Марусей и покатаемся на «Парусе мечты». Я давно обещал Еве. Хотели взять Джейн с Элизабет – Петя уехал по делам на Алтай, – но малышке нездоровится. Сдаю Сару на попечение Мари. Они с Максом отдыхали пару дней на яхте прошлым летом. Дочка ноет, но школу пропускать нельзя. Потом дам порулить «Соколом». Я тоже хитрый, знаю волшебный ключик. Она готова жить у них хоть всю оставшуюся ради такого случая. Добираемся на «Соколе». Женщины с малышом разместились в пассажирском отсеке, Василий попросился в кабину:
— Ильич, такой шанс бывает раз в жизни! Мне вся пожарная команда будет завидовать!
Ну что с ними делать? Пристёгивайся, дорогой. Делаем обзорный круг над Ковчегом, любуемся с высоты фиордами, проносимся до самого мыса Финистер и большой дугой Биская возвращаемся к Бресту. Нас приветствуют посты Республики на всём побережье залива, рыбаки. Всё хорошо, никто не покушается на покой Союза.
Губы Евы дрожат от волнения:
— Два года, Федя. Уже два года! А как будто вчера.
Наш спаситель «Парус мечты». Первая рыбалка на «Дельфине», шторм, красный огонь над волнами, голод. И её любовь. Обнимаю:
— Солнышко, если бы не этот кораблик, я бы так и не узнал, какое счастье готовит мне судьба. Нашего экипажа прибыло! Три новых моряка родились на свет. Добро пожаловать на борт, Дмитрий Фёдорович! – ладошкой, увлажнённой морской водой, умываю крохотное личико. Весело блестят милые глазки. Нежно целую любимых.
— Отдать швартовы! – чувствую, Василия сегодня от штурвала не оторвать. Он превратил израненную яхту в гордую морскую птицу.
— Вася, Маруся, спасибо вам. Вы знаете, что значит для нас этот корабль.
— Когда нибудь он займёт место на почётной стоянке Ковчега, Ильич. Помянете моё слово. Сколько людей, сколько судеб спасено теми, кто ступил на его палубу в то страшное время. Я видел, чего стоило это судну и вам. И счастлив был оказать хоть маленькую услугу. Да и люблю я паруса.
Два рыбачка появляются на горизонте, на деликатной дистанции занимают позиции на траверзах. В бинокль вижу, что они не промышляют, а несут усиленное наблюдение за горизонтом. Пулемёты расчехлены. Как же, Very Important Persons! Бремя славы. Вскоре оживает радио:
— Чиф Республике!
— На связи.
— Ты что же в наших водах инкогнито разыгрываешь? Ужинать и ночевать – ко мне! Вздумай только ребёнка в норе спать положить. Конец связи.
— Принято.
Разведка Педро донесла. Показываю кулак рыбакам. Машут приветливо. Друзей у меня теперь – полмира. Хотя и врагов осталось немало. Вместе — справимся!
Пока сынишка спит в каюте, учим Еву управлять парусом. Маруся виртуозно ставит шкоты, с полуслова ловит команды шкипера – настоящая морская семья. Женщина оттаяла после трагедии, явно наслаждается выдавшимся случаем посоревноваться с ветром.
— Ребята, а ведь я видел на Азорах две яхты. Немного подбиты, но на плаву. Будет оказия – привезём на Ковчег, откроем яхт-клуб. Друзья, пойдёте инструкторами?
— Зачем спрашиваете? Чтобы поволновались? Так мы уже волнуемся, как бы молодые не обскакали.
— Вас обскачешь! Будут яхты, обещаю.
Вечером собираемся в гости. Наши друзья стесняются: может, без нас, такие люди, да мы не одеты…
— Так. Вы делали здесь ревизию. Выберите себе смокинги и бальные платья на складе.
— А вам?
— Лично я еду в шортах и футболке. Ева, кажется, тоже. И хватит комплексовать. Знаете, какое звание у сеньора Ибаррури? Капрал. По-нашему, прапорщик. Добрейший и простой человек. И таким останется, даже если его провозгласят королём Испании, поверьте, я его знаю. Через час вылетаем.
Три дня пролетели, как один. Ласковое море, душевные беседы в уютном доме Педро, сон под пение цикад. Как редко бывает такой покой. Мария целуется с Анной Ибаррури, записывает рецепт острой подливки. Ева осторожно подставляет личико Димы для поцелуя бородатой физиономии Педро. Взлетаем.
— Маруся, не скушали вас?
— Боже, Ильич, какие люди!
— Такие, как и вы. Анна шепнула мне: и эта женщина стреляла по врагам? Я преклоняюсь!
— Скажете тоже. Я от страху стреляла.
— А думаете, я стреляю от радости?
— Но вы попадаете в цель.
— Зато я не умею делать такие оладьи. Ева, солнышко, возьми пару уроков у нашей подруги. Не могу забыть тот рейс на «Шельде». Сразу слюнки текут.
Ник Шепард – мой злой гений. Когда он так на меня смотрит, я уже знаю: у него есть план. И этот план придётся воплощать в жизнь экипажу «Сокола».
— Сэр, куда лететь? – приветственно жму его левую руку.
— В Крым. Там последний бункер резерва. Надо закрыть эту тему перед делами более важными. Беспилотный разведчик напал на след.
— Но это же не российская территория.
— Логика очень проста. Черноморский флот России стоял в Севастополе. И у него было много доброжелателей в Украине. Для обеих стран это был очень важный регион. Генерал армии Карцев берётся провести переговоры лично.
— Напрямую?
— Да. Он сказал: они должны видеть мои глаза.
— Я, конечно, не намерен обсуждать мнение такого человека…
— Я тоже, Фэд. Доставите генерала на место. Вас ждут через три часа. С объединённым командованием согласовано. Действуйте по обстоятельствам, но у меня есть личная просьба.
— Я внимательно слушаю.
— Если вопрос будет стоять о вашей жизни и смерти – выбирайте жизнь. Вы мне слишком дороги. Но если будет хоть один шанс – сохраните жизнь генерала. Он нужен Союзу. Это – военачальник. А я – простой офицер.
— Вы не простой офицер, Ник. Я всего лишь уточняю. Сделаю всё возможное.
— Верю. Удачи вам.
— Спасибо. Разрешите идти?
— Идите с Богом.
Взлетаем. На полпути я обгоняю воздушный заправщик и клин самолётов Ковчега и Прибежища. Лидеры – два истребителя подполковников. Обменялись покачиванием крыльями, и я умчался вперёд. В Новой России антенны радаров вертятся на боевой частоте, эскадрилья штурмовиков взлетает и берёт курс на юг. Боевая техника рассредоточена, зенитные расчёты в повышенной готовности. Да, это серьёзно. Краткое приветствие, генерал в парадной форме и с большим кейсом устраивается в пассажирском отсеке.
— Через сорок минут мы должны быть на точке. Высадите меня в назначенном месте и уходите на безопасную дистанцию. Рандеву уже согласовано. Если я не дам радиосигнал в течение часа – немедленно начинайте огневой налёт всем доступным оружием союзников. Но даже после получения сигнала, на прямой видимости я должен поднять правую руку. Вы приближаетесь только в этом случае, запомните. На ожидание моего жеста – одна минута. По её истечении вы удаляетесь со всеми предосторожностями и командуете залп. Никакого геройства. Моя персона не стоит ядерного удара по беззащитным людям.
— Есть.
— Хорошая у вас машина. Я много слышал о ней. Прокатите когда-нибудь на досуге?
— С удовольствием, только вот с досугом туговато.
— После победы.
— Победим, товарищ генерал армии.
— Для вас, Фёдор Ильич, просто Николай Григорьевич.
Писк радарного датчика.
— Монах, я Чиф. Нас ведут два радара. Даю картинку. Пять минут до точки.
— Я Монах. Принято. На позиции.
— Принято.
— Они предупреждали о радиомолчании.
— Так они ничего и не слышат.
— Уверены?
— Так точно.
— Тогда с Богом. Удачи вам.
— Вам тоже. Николай Григорьевич. Дверки отсека будут открыты, взлетаю немедленно после вашего прибытия на борт. Постарайтесь упасть на диван – будет сильная перегрузка.
— Не геройствуйте.
— Позволю себе дать такой же совет.
Ярко-зелёная дымовая шашка на скальном карнизе. А мы когда-то проходили в нескольких милях отсюда и считали эти горы мёртвыми. Два офицера отдают честь генералу, ожидают моего взлёта и только потом исчезают из виду. Увожу машину километров на двадцать, сажаю у прибоя. Хуже всего – ждать и догонять. Затишье перед бурей, или начало штиля? Кратко совещаюсь с непосредственным начальством.
Хуан раскладывает пассажирский диван на весь небольшой отсек, фиксирует дверки в сдвинутом назад положении. Сорок одна минута. Взлетаем, но не приближаемся к площадке, зависаем в распадке скал. Здесь в нас трудно попасть. Пятьдесят четыре минуты.
— Чиф генералу.
— На связи.
— Подходите по плану, всё нормально.
— Принято. Хуан, секундомер!
Едва не касаясь скалы правым бортом, выплываю на прямую видимость. До балкона – метров двести. Вместе с Карцевым несколько офицеров. Оживлённо жестикулируют. Он стоит в центре, заложив руки за спину, лицом к нам. Периферийным зрением отмечаю что-то промелькнувшее над каменистым берегом километрах в трёх.
— Двадцать секунд.
Приближаюсь на тридцать метров. Он смотрит мне в глаза, что-то произносит.
— Сорок секунд!
Офицеры продолжают спорить. Не будет сигнала. Надо решать.
— Десять. Девять. Восемь, – начинает Хуан обратный отсчёт.
«Сокол», разворачиваясь к балкону носом, рывком устремляется прямо на группу людей. Срабатывают рефлексы, они шарахаются в стороны. Кроме генерала. Звучит автоматная очередь, пули стучат по крылу.
— Пошёл! – крик за спиной.
Хуан успевает дать очередь из пушки почти в упор. Задний ход на десять метров, проваливаю машину ниже уровня балкона и вдоль скалы устремляю её в резкий набор с подворотом в знакомый распад. За спиной слышу взрывы и рёв авиационных пушек, подо мной на дикой скорости проносится встречный истребитель. Подполковники точно рассчитали маневр! Через секунду другой самолёт Ковчега обгоняет меня сверху и с резким левым креном уходит к следующему распаду. Следую за ним.
— Чиф, на бреющем, курс сорок пять, полный газ!
— Принято!
Это наша птица умеет – полный газ! Через минуту расхожусь с эскадрильей Новой России, дающей ракетный залп.
— Не бомбить! Это приказ! – грозный крик.
— Монах, Ковчег, я Чиф! Приказ генерала – не бомбить!
— Я Ковчег. Повторите.
— Не бомбить!
— Принято. Монах, всем на исходную. Чиф, при первой возможности дайте связь генералу.
Мы ушли километров на сорок. Сажаю машину в глубокой ложбине. Окопались, так сказать.
— Николай Григорьевич, вы целы?
— Вашими молитвами. Хоть бы ремни натянули, чуть не вывалился.
— В следующий раз…
— Не будет следующего раза. Я вас — под трибунал за нарушение приказа. Вас расстреляют.
Чёртов солдафон. Вот попали! Зыркает строго:
— Ладно, объявляю амнистию за предотвращение бойни. Давайте гарнитуру.
Хуан передаёт ему свой шлем и начинает осмотр машины.
— Ковчег генералу.
— На связи.
— Залпа противника не будет. Они потратили ракеты в день катастрофы. Не выдержали нервы. Решение не принято, в их рядах раскол. На совещании экстремисты пытались устроить переворот, началась стрельба, и позитивные силы отступили в изолированный бункер. Я оказался в руках чужой команды. Надо было предотвратить ненужные жертвы. Предложил на живца поймать или сбить «Сокола». Я знал, что Чиф справится. Его надо примерно наказать за нарушение приказа и представить к награде за выполнение солдатского долга. Подождём развития событий. Они нам не опасны, пусть разберутся между собой. Думаю, это вопрос часов, я знаю генерал-лейтенанта Пряхина. Полагаю, штурмовая авиация может возвращаться на базы. Мы подождём на месте. Беспилотник в зоне?
— Так точно. Зафиксировано шесть трупов на балконе. Тишина.
— Это хорошо. Значит, скоро. У меня всё.
— Чиф Ковчегу!
— На связи!
— Сэр, вы примерно наказаны! Пять суток ареста условно!
— Есть!
— Вы и мистер Оливера представлены к ордену Союза.
— Служим свободным людям!
— Оставайтесь на связи.
Генерал с Хуаном тыкали пальцами в две автоматных пробоины на левом крыле. Пули прошли аккуратно, ничего внутри не повредив. Да там особо ничего и не было. Это на обычных самолётах в крыльях располагают топливные баки. А у нас они служили лишь для улучшения обтекаемости корпуса на высоких скоростях. Стрелок имел опыт, но отстал от жизни.
— Перекусить есть, разведка?
— Хуан, накрывай.
Английский у генерала – безупречный.
— Богато живёте.
— Мы никогда не знаем, сколько времени займёт рейд. Приходится запасаться.
— Ты откуда родом, Хуан?
— Азорские острова.
— Семья?
— Погибла. Женился на русской девушке. Юлия скоро обещает ребёнка.
— Молодцы, надо продолжать человеческий род. Я тоже собираюсь, только невесту пока не выбрал.
— В Пижме самые лучшие девушки.
Так болтаем пару часов.
— Пряхин вызывает Карцева.
— На связи.
— Порядок, Николай. Людей зазря побили. Дураки, царствие им небесное. С обратной стороны скалы — большая площадка, зелёный дым. Ждём.
В подземелье пахнет порохом, несколько трупов. Обошлось малой кровью для двух тысяч личного состава. Генерал Пряхин после стычки включил громкоговорящую связь и объяснил бойцам ситуацию. Фанатиков «государственности» уставшие люди пристрелили без церемоний.
По разрушенной дороге в межгорье движется колонна в сторону Симферополя. Там приступают к ремонту ВПП. В бункере – только дежурная смена в сотню штыков. Такой плацдарм нельзя оставлять без контроля Союза. Будут меняться раз в месяц, а основной состав вольётся в смоленский гарнизон. Две тысячи спасённых – ради этого стоило рисковать, сказал генерал Кравцов. Просит откомандировать группу связистов и разведчиков Ковчега с аппаратурой. Сделаем. Для хороших людей – пожалуйста. Доставляем двух генералов в Новую Россию, тепло прощаемся.
— Ковчег Чифу.
— На связи.
— Задание выполнено. Жду распоряжений.
— Следуйте домой.
— Прошу добро на облёт Киева. Там тоже метро.
— Осторожно, в регионе высокая радиоактивность. Добро.
— Конец связи.
Ева во сне иногда плачет, шепчет: мама. Я должен убедиться во всём, чтобы поставить точку. Неизвестность убивает. «Соколу» полчаса лёта. Стороной обходим зону Чернобыля. Там сейчас хуже, чем в 1986-м году. Ракетные снайперы попали в саркофаг, и без того дышавший на ладан. Все красивые лозунги и миллиардные проекты по его усовершенствованию были только ширмой для властных жуликов, растаскивающих средства по норам. Один плюс – пылающую под землёй реакцию разметало взрывом, осталось только ждать, когда природа справится с напастью. Долго придётся ждать. А зараженная вода стекает в Днепр. Даже в Херсоне опасный уровень.
Мать Евы жила в районе станции Лукьяновская. Это довольно далеко от реки. Заражение местности в допустимых пределах, для гарантии мы надели кислородные маски. Парим над хаосом развалин, уже покрывшихся неравномерным слоем растительности. Проходит час, никаких признаков жизни. Не может этого быть в миллионном городе. Уже теряли надежду, когда заметили две человеческие фигуры, мелькнувшие среди каменных блоков. Скрываются, что ли? Направляю машину к ним, но они убегают в сторону другой кучи обломков. Открываю фонарь:
— Да что вы прячетесь, люди добрые! Давайте поговорим, мы не сделаем вам ничего плохого! Наоборот, поможем!
Ни в какую. Маневрируя, прижимаю их к непроходимой куче мусора:
— Пристрелю! На колени! Руки за голову!
Что за люди. Хуан на страховке, я спешиваюсь. Ходячие скелеты. Кухонные ножи и тощие котомки. Запах подземелья мне уже хорошо знаком. Почти подростки.
— Ну что вы, ей Богу. Мы с Ковчега, может, слышали?
— А не с Марса, случайно? У нас таких глайдеров нет, мы в кино видели.
— Не было раньше, а теперь есть. Меньше фантастику надо смотреть.
— А мы сейчас вообще ничего не смотрим. Только в подвалах роемся.
— Идём, перекусите.
Банки мгновенно опорожняются до блеска. Жадно смотрят на коробок с остатками наших припасов.
— Ребята, мне не жалко. Но вы можете себе навредить.
— Да я ведро могу съесть!
— Можешь. А потом помрёшь от заворота кишок. Потерпи, я всё отдам. Где люди? Надо вас выручать.
— В метро. Там коммуна и банда. Воюем. Мы собираем по крохам, а они грабят. Каждый день кого-то убивают. Но мы их тоже. Оружия мало.
— Сколько вас?
— Шесть тысяч.
— А бандитов?
— Меньше тысячи, но у них много оружия. Мы взорвали тоннели, оставили всего несколько выходов на поверхность, засады. Но они иногда прорываются, и тогда такое начинается! Выслеживают нас наверху. Замучили уже.
— Кто у вас старший?
— Михалыч. Николай Михайлович Юрченко. Он из уголовного розыска.
— Сможете передать ему радиостанцию?
— Конечно.
Битва под Киевом закончилась к утру следующего дня. Была она кровопролитной для бандитов и почти бескровной для десанта союзников. Второй десант обустраивал полосу в Бориспольском аэропорту. Жить вблизи Днепра было невозможно, и киевляне были эвакуированы по всему Союзу. К сожалению, в их списках имя моей тёщи не значилось. Большая часть спасённых улетела в Новую Украину. Девятьсот человек прибыли на Ковчег. Их сагитировал Петя Гарбуз, принявший живое участие в операции. В городах союзников госпиталя останутся переполненными несколько месяцев. Но мы переживали и более тяжёлые времена. Две недели мы с Хуаном обследовали города бывшего СНГ и Европы, имевшие метро. К прискорбию, результат был печальным. В Петербурге мы тоже не преуспели, невзирая на мои безумные усилия. Перелёт из моего города на Ковчег обеспечивал Хуан. Я безвольной куклой сидел в кресле. Максим встретил на лётном поле и отвёз меня подальше от любопытных глаз, на «Шельде», замаскированный в отдельной бухте. Там мы отключили всю связь и напились, как сапожники. Через сутки Ник Шепард с отцом Фёдором устроили нам разбор полётов, и мы с виноватыми опухшими рожами были возвращены в семьи.
