Получилось даже круче, чем мы предполагали. Наши шпионы раздобыли настоящий американский стингер. На НАТОвских базах царил бардак не хуже, чем на наших. Устроили засаду в нескольких километрах от советской авиабазы, в зоне захода на посадку. Выстрелили в нужное время в нужный самолёт – и след простыл. Штази шерстило всю Германию, КГБ просто осатанел. Но бандиты уже отдыхали в Барселоне. Как же, бархатный сезон! Они у нас работали по хозрасчёту: десять процентов от вырученных денег. Сорвать двести тысяч франков в 1983-м году – это круто, даже если делить на девятерых. Остальные деньги поступили на счета нашей фирмы. Почти два миллиона – это очень большие деньги! Я этим бандитам раньше рассказал несколько баек о картёжных шулерах будущего и их приёмах. Запустил козлищ в огород непуганых казино! Сказал только, чтоб не увлекались. Между прочим, ребята оказались честными. Со своих неправедных доходов они уже отстегнули в бюджет компании более ста тысяч марок. Я их ещё научу финансовые пирамиды строить, а придёт интернет – порву западного лоха на фашистский знак. Ибо нефиг разевать хавало на дармовое украинское сало да на наших девчонок.
Но не в деньгах счастье. А в том, что на сбитом самолёте летела целая комиссия по расследованию преступлений некоего полковника Игнатьева. Нет, официальная цель комиссии была другой. Ехали лица, близкие к верховному командованию армии и КГБ. С такими большими звёздами на погонах, что в Союзе объявили траур. Вот же гадство! По пятнадцати тысячам погибших в той проклятой афганской войне ни одна официальная сволочь не почесалась. А по тем, кто их туда отправил и наживался на их смертях – всесоюзная скорбь! Непосредственные организаторы и руководители наркобизнеса. Лично хотели узнать, какую информацию и кому успел слить злосчастный полкан. Он понимал, что вырваться из их лап ему не суждено. Взял, да и повесился в камере. И не жалко. Собаке – собачья смерть. Я никогда не считал за людей ни наркоманов, ни тех, кто их снабжает дурью. И не надо тут про больных, несчастных и нечаянно оступившихся, не надо! Да, больные. На голову. Если Бог хочет наказать человека – он лишает его разума. Кто я такой, чтобы спорить с Богом?
Яйцеголовые — такой неологизм (или ретрологизм, во загнул) прилип в наших кулуарах к аналитикам с моей лёгкой на пакости руки. Хотя были там и юноши хипповатого вида, и девушки с милыми чёлками. Зайдёшь к ним – ну, розарий, в этом времени непросто оставаться верным мужем! Так вот, они мгновенно просчитали ситуацию. Погибла верхушка преступной организации, а значит, появились вакансии, пойдут карьерные передвижки! Пошли работать наши вербовщики и опера. Списки претендентов и их досье были сформированы за ночь. Созданная нами система сработала с точностью часового механизма, и через два дня мы имели в стане противника самого настоящего крота! Да не простого, а целого полковника Петровского, одного из адъютантов командующего военно-воздушных сил. Талантливый лётчик, удачливый офицер, грамотный администратор. Умный и целеустремлённый человек, который знает, чего хочет в жизни и как этого добиться. Притом, стремящийся добиваться своего, по мере возможности, честным путём. Безгрешным он не был, но всегда знал меру. Таких людей ценят всегда и везде. Трудно гадать, как бы он поступил, не побеседуй перед этим с нашим вербовщиком. Но, изучив предъявленные документы, Анатолий Иванович сказал: так быть не должно. Это надо пресечь. Я с вами. Что нужно делать?
На следующий день ему предложили руководство одним из секторов наркотрафика. Он дал согласие. Храбрый человек. Это – как умышленно свалить машину в штопор. Он знал, что из этого бизнеса выносят только вперёд ногами. Не уверен, что я бы так смог.
Заканчивался октябрь. Семейная жизнь потихоньку выходила на генеральный курс. Валя посещала университет. В свободное время приходила в наш финансово-экономический отдел. Присматривалась, знакомилась с людьми. Все знали, чья она жена. У меня с Васильевичем сложился такой себе дуумвират, нас одинаково воспринимали как руководителей предприятия. Только я больше был по гуманитарной и технической части, а Журбина – по организационной. Так я им всем сказал: мою жену воспринимать, как новую сотрудницу. Не полы мыть, конечно, но и не лебезить, она этого не любит. Супруге вообще ничего не сказал. Учёного учить – только портить. Она у меня женщина правильная, сама разберётся. Пользоваться моим положением – ну, тогда вы её не знаете. Она стала помогать одной симпатичной молодой женщине, Ларисе Николаевне Панченко. Они как-то быстро сошлись характерами, а позже стали лучшими подругами. Её муж, Алексей, юрист-международник, числился у нас по прямой специальности в юридическом департаменте. Сама же Лариса была экономистом-международником. Было бы странно, если бы они не познакомились в соответствующем институте соответствующих отношений. Эти ребята были, как говорится, из народа. Чтобы попасть в такое заведение без блата, надо обладать действительно светлой головой, о чём я уже получил не одно и не два подтверждения. Карьеру они сделали весьма стремительную, и всё благодаря собственным талантам, ну, может быть, чуточку – везению. Дослужились до серьёзных должностей, и не где-нибудь, а в постоянном представительстве Украинской ССР в Организации Объединённых Наций. Это вам не хухры-мухры! Сгорели они, однако, очень быстро. Две звезды, две светлых повести… Такие престижные должности – не для холопов. Я почему и не совался в этот институт? Потому что у послов свои дети есть. Говорил же! Так и вышло. Подставили их тупо, безжалостно и жестоко. По прилёту на Родину после года службы в законный отпуск, в их вещах таможня обнаружила валюту. Тысяча долларов! За такие деньги можно эту Родину и продать. Кстати, мы и вышли на них через того самого таможенника, что когда-то обслуживал мой первый зарубежный вояж. Московский резидент продолжал пользоваться его разовыми услугами за разовые платежи. Ребят чуть не посадили, вымотали все нервы и главной цели добились. Вакансии в Женеве освободились. Для хороших мальчиков и девочек из хороших семей. А они перебивались с хлеба на воду в киевской квартире Ларисиных родителей. Лариса – учителем английского на полставки. Алексей – сторожем в той же школе. Пока мы не сделали им предложение, от которого они не могли отказаться. Да не очень-то и хотели. Так что моя любимая жёнушка попала в общество очень интересных людей.
Я работал репортёром в киевском телецентре. Серьёзных заданий мне никто не давал, да я особо и не рвался в бой. Время для моего канала ещё не пришло, их всего-то лишь два на всём телевидении Советского Союза. Кто не даёт организовать больше? Почему не запустить хотя-бы музыкально-развлекательный, детский или там спортивный канал? Нет, включай ящик и любуйся часами на какого-то старого маразматика на никому не нужном пленуме. Мультики – пятнадцать минут перед сном. Да, дети больше играют на воздухе, но неужели они не заслужили более одной сказки в день? Чем они хуже взрослых, которым сказки о светлом будущем вещают всю сознательную жизнь? В общем, на работе я не горел. Был, по сути, вольным студентом без особых обязанностей и чуть ли не со свободной посещаемостью. Чем и пользовался без малейших зазрений совести. За сто двадцать целковых в месяц пусть негры работают. Это не я придумал, ничего личного к афроамериканцам. А ведь сейчас и слова такого ещё не придумали. Думаю, если бы выйти где-нибудь в Новом Орлеане и заявить о том, что в 2012-м году президентом Америки станет негр, так и в смоле могут искупать. Ну ладно, не о том речь. Времени всё равно недоставало, хотя по сравнению со студенческими годами я барствовал. Даже больше стал переводить и переписываться с иностранными писателями. Многие из которых большой популярностью не отличались, зато имели почтовые ящики. Они даже сами об этом не знали. Зато наши агенты имели довольно надёжные каналы связи. Нет, никаких шифров и тайнописи. Зачем нам неприятности? Несколько условных фраз – и наш человек знает, когда и где получить исчерпывающие инструкции или передать информацию.
Каждую свободную минутку я старался быть с Валей. Мы ведь были молоды, энергичны и жизнерадостны! Наша любовь расцвела, мы быстро разобрались с проблемами притирки молодых людей в первое время после женитьбы. Я не допустил глупых и нелепых ошибок, которые так отравляют молодым ребятам жизнь, иногда оставляя горькие воспоминания и упрёки на всю оставшуюся. Мы просто любили. Как это сладко! Ходили в кино, даже в театр, на концерты Софии Ротару и Пугачёвой, посещали музыкальные фестивали. Ездили по грибы в киевские леса, катались на катере по Днепру. Иногда принимали гостей. Приехали Федя с Валентиной и лапушкой-дочкой. Мой друг уже второй помощник капитана, привёз в подарок из Индийского океана такую ракушку-зубатку, я прямо расклеился, обнял благодарно. Это из Мозамбика, из той моей юности привет. Я тоже там был в твои годы, мой друг. И тоже привёз такую ракушку. Тебе… Плакал во сне. Валя разбудила:
— Солнышко, что с тобой? Что-то болит?
— Сон приснился. Как будто я моряк, как Федя. Ушёл в рейс, а ты не дождалась.
— Куда ночь, туда и сон. И прийдёт же такое в голову, ты что, в самом деле так думаешь?
— Прости, любимая. Я так боюсь тебя потерять, мне ведь без тебя не жить.
— И мне без тебя. Всё хорошо, милый. Я с тобой. Темно ещё. Поспи.
Уложила уютненько свою головку на моём плече, нежно прижалась горячим со сна телом.
— Приснится же такое. Ты даже если захочешь меня прогнать – не выйдет. Выдумщик ты, мой любимый.
— Феде позавидовал. Я в прошлой жизни был моряком.
— А разве там я тебя не дождалась? Быть этого не может.
— Дождалась, родная. Ты даже в этой жизни меня дождалась. Люблю тебя.
— И я тебя люблю, Володя. Отдыхай, мой моряк. Я буду твоя Ассоль.
