Учебный год проходил в трудах. Приходилось много времени тратить на учёбу. Школьный курс само собою, я спокойно выходил на золотую медаль. Это давало хороший шанс поступить в университет, сдав лишь один экзамен. К нему я готовился основательно. А ещё изучал журналистское дело и всё, что касается масс-медиа. Раздобыл доступные книги в Москве, попросил знакомых иностранцев (а их оказалось не так уж мало) прислать учебники и профессиональную литературу зарубежных авторов. Был приятно удивлён благосклонными ответами и посылками с книгами. Оказывается, за рубежом уже немного знают молодого и талантливого переводчика. Ведь я им гонорары практически подарил. Приятно. Я действительно трудился от сердца, не только механически перекладывая слова с одного языка на другой, но пытаясь вникать в душу авторов, понять и передать читателям то состояние и отношение, с которым они писали свои сочинения. Скоро наступит хоть и пещерный, но всё же капитализм, и надо ориентироваться в выбранном бизнесе. Да, в первую очередь это бизнес, зарабатывание денег. И только потом – общественная деятельность и политика. Сначала добейся вершин в своём деле, отбей непрерывные атаки конкурентов, завоюй аудиторию. А уж потом можешь и поиграть в свои игры. Только осторожно. Тут даже построже, чем в уголовном мире. За базар надо отвечать. Конкретно. Ибо спрашивать будут такие люди, которые умеют получать ответы. А чтобы вопросов было поменьше, надо быть сильным. Во всех отношениях. Исчерпывающими фактами, документами, экспертизами. Впору озаботиться частным детективным агентством. Хорошая мысль. Юристами – судиться со мной будут с регулярностью, достойной лучшего применения. Силовой поддержкой. Частное охранное агентство? Неплохо, послезнание дало ”добро”. Аналитический отдел с мощной базой данных и компроматом на всех и на всё – однозначно, и базу эту надо начинать создавать вчера! Это главный калибр моего корабля. Старик, ты ещё раз решил попасть лет на сорок назад? Какой вид смерти вы предпочитаете в это время суток? О, мы уже шутим! Отрадно, юноша. Зачем умирать так часто? Это вам не ”День сурка”. Есть КГБ и милиция. Там почти на каждого папочка имеется. И папочки эти будут продаваться на вес, тоннами. Дай только срок, и ты увидишь непогрешимость хранителей нашего покоя во всей красе. И ты даже не представляешь, сколько интересного можно прочитать в обычной домовой книге. Я стану первым в Москве покупателем персонального компьютера. А деньги, Зин? Впору свой банк открывать. Нужен уставной капитал. Финансовая разведка – форева! ОБХСС сейчас рулит. Сколько у них вкусняшек! Это чуть позже, но господин Мавроди от меня не уйдёт. Вор у вора дубинку украл? Деньги не пахнут. Да и сдаётся мне, что он обычный зицпредседатель. Искать надо тех, кто за ниточки дёргает, и кто уволок основную сумму. Там ещё афёра с чеченскими авизо была. Вообще наглое кидалово государства, хуже только отъём сбережений населения. Которое надо предусмотреть и не потерять нажитое. Так, а что делать с политиками, партиями и движениями? Создавать своё – опять же, денег немеряно требуется. И не в Москве. В этом гадюшнике я засиживаться не собираюсь. Выучусь, сделаю первые шаги, урву информацию по максимуму, да и денег тут заведомо больше, наложим лапу. Мать городов русских будет моей штаб-квартирой, там и будем начинать, помолясь, товарищ комсорг класса. И те несколько тысяч, что у нас имеются – это нам на карманные расходы. Пора серьёзно решать денежный вопрос.
Дело это ответственное и серьёзное. То, что мы творили раньше – это так, детство. В этот раз будут взрослые дядьки, которым убить человека – что тебе муху. Но они не знают, что я знаю. Об этом деле мне рассказал знакомый опер в отставке в далёком будущем. Звали его Михаил Васильевич Журбина, сам он из Киева, но тогда работал в МУРе. И случилось это дело совсем скоро, поздним вечером седьмого ноября семьдесят седьмого года в Москве. Заметь, одни семёрки в числах. Я потому и запомнил место и дату, что дело было на улице 25 Октября, по старому стилю совпадает с датой происшествия. Не иначе, тёмные силы природы решили поиграть в совпадения. Ибо номер дома был тоже семёрка. В этом старом, на два хозяина, доме проживал скромный кассир бакалейной лавки, а по совместительству – хранитель бандитского общака, или подпольной кассы уголовной Москвы по кличке Пушок. Чемоданы с деньгами прятал где-то в подполе. Об этом месте и человеке знало очень мало людей, но довольно известный в узких кругах грабитель Жирдяй каким-то образом пронюхал о наличии тайника. Проблема налётчика была в том, что он был смертельно болен. Вылечиться он мог только за границей, даром же там никто лечить не будет. После очередной отсидки остался без средств, а жить хотелось. Вот он и решился на беспредел, жестоко наказуемый в уголовном мире. Терять было нечего. Нашёл в напарники недалёкого фраера, единственным достоинством которого было умение угона автомобилей, а единственным концом участия в операции – удавка на шее. Как Жирдяй рассчитывал уйти за кордон, это осталось неизвестным. Ибо прямо на мосту через Москву-реку, в двух кварталах от места происшествия, угнанный автомобиль заглох по причине отсутствия бензина в баке. Пока пытались разобраться – как назло появилась патрульная милиция. По номерам определили угнанную машину. Жирдяй, не выдержав, бросился бежать. Он и так потратил остатки сил на допрос и убийство Пушка, так что был задержан с двумя чемоданами. В одном – рубли, а в другом – валюта. В общем, не сложилось. У покойного кассира позже нашли ещё приличную сумму в развороченном тайнике. А Жирдяй скончался через месяц, и не от болезни, а от заточки в камере-одиночке. Вот такая история. И очень хочется мне внести в неё коррективы. Так что на осенние каникулы уезжаю в столицу.
Сказано – сделано. Два дня на подготовку плацдарма. Определившись на карте столицы, (плавали, знаем!) я направился общественным транспортом на адрес. Почти окраина города, еле нашёл. Одет я был под студента-стройотрядовца, а считай как тысячи молодых обитателей Москвы. Неброская брезентовая роба защитного цвета с капюшоном, импортные лёгкие сапожки на высоком каблуке – изменить рост. Ноябрь в Москве – не самый жаркий месяц. Свитер под куртку, спортивную шапочку с прорезями для глаз и рта в развёрнутом виде. Полупустой туристический рюкзак на плече. Так, походная мелочь. Лёгкий макияж: накладные усики для солидности, очки с простыми стёклами да за щеками по комку ваты для округления лица: почти непохож. Улочка была глухая, заросшая кустами и бурьяном. Ленивой походкой прошёлся из конца в конец, нигде не останавливаясь. Явно нежилые халупы с заколоченными окнами. Домик Пушка был чуть ли не единственным обитаемым жилищем, и то лишь одна его половина. Даже странно, а если злодеи залезут? Впрочем, это вряд ли. Мало в Москве дураков соваться в такое место. Вот и хорошо. Есть где устроить лёжку. Идём к реке, до неё метров двести, у моста начинается строительство нового микрорайона, видно всех, кроме кассира, уже выселили. Но берега реки ещё дикие, заросшие ивами и камышом. Прелестно, то, что доктор прописал! Минут пятнадцать добирался к автобусной остановке, и более часа трясся на перекладных к небольшому дачному посёлку ниже по течению от адреса. За копейки договорился с соседским дедом через три двора арендовать дачный домик и небольшую лёгкую лодочку для рыбалки. Дед с засыпающим видом вручил мне ключи и вёсла:
— Вон тот домик, а лодка у причала, как подойдёшь – третья справа. И не сидится людям в такую погоду!
— Охота пуще неволи, дедушка. Так следующий автобус на город во сколько будет?
— Он утром в десять приходит, и вечером, часам к пяти. Вечерний ушёл уже, здесь придётся ночевать. Лампа там с керосином, дровишки в поленнице. Вижу, припасов при тебе нет, так ты в подполе пошурши, картоха найдётся, огурцов бочка. Что найдёшь – то и твоё. До утра не пропадёшь.
Да, страна непуганых… совков. И это ближнее Подмосковье. Через двадцать лет сотка земли тут будет стоить тысячи долларов. Вот возьму и скуплю всю деревню. А то и соседние селения. Озолочусь! На кой мне ваши бандитские разборки и хитрые комбинации?
А пока надо сделать кое-что. Спустился к воде. Лодочка небольшая, но вместительная. Спустил на воду, вёсла в уключины. Эх, где мои семнадцать лет? Да вот они, родные! И-раз, и-два! Темнеет, но надеюсь успеть. Через час, хорошенько согревшись, выгреб против течения в нужное место, ориентируясь по замеченным ранее строениям. А вот и мост, всего метров триста, за мыском. Но он нам не нужен. А нужно надёжное укрытие для лодки с возможностью выхода на берег посуху. Которое вскорости и обнаружилось. Прикинув маршрут к дому Пушка, в котором подслеповато светлело окошко, я покинул место будущего десанта и с помощью течения, почти не напрягаясь, за сорок минут вернулся в деревню. Вот не могу понять некоторых людей. Сидит на огромных деньгах в халупе на краю света, при керосинке, наверняка одинокий и нездоровый человек. Ладно, не смеешь тронуть чужие деньги, но ведь и сторожишь их, дрожа по ночам — не задаром? Что же тебя держит здесь, словно Кощея на мешках золота? Ведь завтра кончится твой век, плохо кончится. Темны дела твои, Господи.
В темноте хижины, подсвечивая припасённым фонариком, нашёл и разжёг лампу, растопил печь. Потянуло живым духом. Что тут у нас в закромах? Картошечка, огурчики, капуста квашеная с брусникой, варенье малиновое, косичка лука. Живём! Сковородка имеется, чайник, ножи-вилки-ложки. А у меня с собой ещё колечко сырокопчёной колбаски да шматок домашнего сальца! Два кирпичика ржаного хлебушка. Эх, мне здесь нравится! Живут люди при коммунизме и не понимают этого! Брошу всё, уеду сюда, скуплю всю округу и заделаюсь бирюком. Будем с соседским дедом стариковские бредни друг другу рассказывать, или мы не старики? Э, тормози на поворотах, старик! Картошка подгорает, давай корми мою голову! Никакой личной жизни.
Утром, попив чайку с обнаруженными сушками, я отправился на рыбалку. Надо соответствовать образу. Испытанный спиннинг, набор самодельных блёсен, ну и всё такое, что есть у каждого парня, выросшего на берегу реки. Дед ненадолго показался у своей калитки, подал знак в сторону удобной заводи, которую я и сам уже заприметил опытным глазом. Помахал ему, но он уже скрылся за высокой изгородью. Вот и хорошо, что высокая. Меньше видишь – крепче спишь. Рыбалка выдалась на удивление. Клёв начался почти с первого заброса, и за пару часов я натаскал ведра два приличных судачков, окуней, ершей, щук и неизвестной мне рыбки помельче. Куда мне столько? Повернул к причалу. Едва не волоча садок по земле, подался к соседу. Долго стучал кулаком в косяк, пока вредный старик открыл дверь.
— Чего тебе? Спят люди, ходят тут всякие.
— Рыбы принёс. Мне столько не нужно, может, вам пригодится.
— Ну, давай, коли принёс. Сыпь сюда, в корыто. Позову Евдокию с Елизаровки, пусть ухи наварит. Приходи вечером. У тебя, чай, под ушицу, что покрепче найдётся?
— Не пью, отец, здоровье не позволяет. И спать хочу пораньше залечь, так что спасибо, не получится. Возьму себе немного, а остальное вы уж сами.
— Спасибо, коли так.
В своей халупе я быстренько почистил рыбу. Для ухи у нас всё имеется, или мы не моряки? Да, эти дни нам вспомнятся не раз. Тишина, покой, уха! Когда ещё будет так хорошо?
После плотного обеда заставил себя поспать. Ночь будет беспокойной, надо беречь силы. В сумерках, с пустым рюкзаком в руках, бесшумно прокрался к лодочке. Смазанные утром уключины не скрипели, и я малым ходом, укрываясь в тени береговой растительности, проследовал разведанным курсом. На сапоги надеты специально сшитые бахилы с толстой двойной подошвой, заполненной смесью табака с тёртым перцем. Тихий шаг, поменьше следов, и от собачек помогает. Натянул маску на лицо. В карманах пара самодельных перчаток из лёгкой шерстяной ткани. Несколько отрезков прочной верёвки. Длинные полосы ткани для кляпа. Ну и мешочек с песком на метровой бечёвке с гашей на конце. Страшное оружие, между прочим. Фонарик и раскладной ножик. Кулаки. Быстрые ноги. Порой очень эффективное средство ведения боя тактическим драпом.
Как ни странно, ждать в засаде пришлось недолго. На командирских часах не было и половины десятого, когда я услышал шум подъезжающего ”Москвича”. Не глуша мотор, он остановился у калитки, почти рядом с кустами, за которыми я укрывался. Фары погасли. Хлопнула дверка, высокая тощая фигура направилась к дому. Солдафонский юмор такой у нынешней гопоты. Худому – прозвище Жирдяй. После долгого стука в дверь и ещё более долгого бормотания, гость был впущен в жилище. Не думаю, что он скоро появится обратно. Беседа там предстоит неспешная и содержательная. Волосы зашевелились. Там сейчас кого-то будут пытать и убивать… Ты же комсомолец, Вовка! Я, кажется, сам кого-то начну пытать и убивать! Молчать на задании! Исполнять всё беспрекословно! Мы – на войне, курсант Соменко! За Родину, между прочим! А война – дело кровавое. Довелось повидать.
У-у-ф. Эта советская молодёжь меня до цугундера доведёт.
Водитель зашевелился, вылез наружу. Потянулся, достал сигареты, закурил. Направился прямо на меня, застывшего в боевой стойке за кустом. Расстегивает ширинку. Щас! Не хватает только, чтобы меня тут обос… Пах! – мешочек с песком приложился прямо в левое ухо. Это у меня теперь такой бандитский почерк? Клиент рухнул, словно ему подрубили колени. Запахло мочой. Но это уже проблема твоих штанов, а не моих! Перевернуть лицом вниз, руки за спину, вяжем. Спокойно, никаких морских узлов. Бантиком. Ноги вместе, вяжем. А теперь по-итальянски, связанные ноги к связанным рукам. Не уползёшь. Комок ветоши в рот, аккуратную повязочку. Красава! Носик сопит? Вот видишь, я же гуманный. И в кустики. Тяжёлый, зараза! Осмотреться. Всё тихо. За шумом мотора нападение прошло незаметно. Не простудился бы в мокрых брюках, но это его заботы.
А теперь, вдоль глухой стеночки, на крылечко, сбоку от выхода. Правой у меня лучше получается. Ждать пришлось минут двадцать. Упёртый Пушок, наверно, оказался. Но вот загремел засов, дверь приоткрылась. Осматривается. Матёрый. Но я предвидел это, и расположился вне поля обзора. Автомобиль отсюда виден, рокот мотора подозрений не вызовет. Голова стала медленно высовываться из-за косяка. Чёрт, да он в шапке-ушанке! Молниеносный взмах, и мешочек с песком прилетает Жирдяю прямо в лицо. Глухой стон, но я не слышу звука падения! Дверь скрипнула. Сейчас захлопнет! Разворачиваюсь и со всей силы ступнёй пробиваю по двери. Мягкая подошва слегка гасит удар, но дверь резко распахнулась. А навстречу мне молнией – рука с длинным клинком. Сработали рефлексы, вбитые Григорием в подкорку. Выживу – с меня поляна. Захват, на излом, рывок и хруст ломаемой кости. Нож, едва оказавшись у меня в руке, совершает ответный выпад и входит во что-то мягкое, упругое. Ещё удар. Уже в плечо падающего человека. Контрольный в печень, как учили! Да что же я творю! Соперник издал хриплый стон, нелепо дёрнулся и застыл. Готов. Не вздумай тошнить, брат! По-штормовому! Время.
Сбоку от входа – два чемодана. Трофейным ножом, который так и остался в руке, взламываю замки. Это мы удачно зашли! В одном чемодане – рубли, в другом – валюта. Разная. В рюкзаке должно всё поместиться. А где Пушок? Лежит на лавке, крепко привязанный каким-то проводом. Лужа крови, страшный оскал вспоротого горла. Понятно. В дальнем углу открытый люк подпола. Ведь спать потом не буду, если не загляну. Ныряю, вооружившись фонарём. Хитро замаскированная дверца, за ней – небольшая ниша. Два таких же чемодана. В одном – какие-то бумаги. Документы. В другом – побрякушки. Видно, что дорогие. Но нам палёные драгоценности ни к чему. Мало ли что на них висит, да и чемодан неподъёмный. А вот бумаги – это может быть дороже денег. Комкаю, пихаю в рюкзак, как придётся. Туда же – валюту. Даже немного рублей. Остальные деньги складываю в наименее повреждённый чемодан. Да, нелёгкая ноша! На выход. Мотор ещё гудит. Сторожко оглянувшись, пошел к реке. На бег сил не оставалось. Как ни странно, кинжал так и остался зажатым в правой руке. В реке утоплю. Подальше отсюда. Лодка. Стараясь не шуметь, укладываю багаж, осматриваю место стоянки. Следов не видно. Осторожно отчаливаю и, скрадываясь под камышами и деревьями, спускаюсь по течению. Где-то на середине пути бандитский нож отправился в последнее плавание, а я перевёл дух и прислушался. Там, откуда я двигался, было тихо. Вот и ладненько. Вложив заранее приготовленные булыжники, утопил бахилы и перчатки. Немного шумно, но забросил их в заболоченную прогалину среди камышей. Следом булькнул заветный мешочек с песком. Я же говорил, отличное оружие.
В деревне всё тихо, ни огонька. Как хорошо, что нет собак. Всё равно маскируясь в кустах, добрался до избушки. Окна заранее плотно прикрыты найденными дерюжками. Можно зажечь лампу и печку. Багаж – под кровать. Форму одежды – к осмотру. На рукаве куртки – брызги крови. Не тошнить, я сказал! Пуговицы долой, куртку в печь. В запасе имеется аналогичная. Брюки явных следов не имеют, свитер тоже. Пуговицы к рыболовным снастям, завтра утоплю. Хабар пока на чердак. Вход туда из сеней, сухо и светло, я проверял. Завтра разберёмся. Хотя эвакуировать следует экстренно. Больно приметный чемодан. Эх, придётся возвращаться и топить. Который час? Всего начало второго. Ну что ж, деньги в запасную рубаху, чемодан продырявить – и в реку. А вдруг всплывёт? Вот же гадостное приспособление. Особенно без ручки. Не мог найти у Пушка наволочку? А до того ли было?
Жёг я этого дерматинового гада до рассвета, благо и дров хватало, и тяга была отличная, по меньшей мере, домик не провонял. Пошевеливая кочергой в зеве печки, листал добытые документы. Вот это находка! Скупка краденых драгоценностей, вывоз за границу дипломатической почтой, миллионные счета в швейцарских банках, откаты за скидки на нефть и газ, продажа за бесценок оружия. И всё это – высокими должностными лицами. Вот какую бомбу заложили уголовники под власть имущих! Вот загудит потревоженный улей! Если я попадусь с этими материалами – мне не жить. Но если использовать их по уму… А, двум смертям не бывать! Впрочем, кгм…
Врагу не пожелаю больше иметь дело с чемоданами. Я их всегда недолюбливал. Ненавидел! О боги, за что мне это? За убийство. Это была самозащита! Он первый напал! Кистенём между глаз? Отвянь, и без тебя тошно. У меня, между прочим, такое впервые в двух жизнях. Так, переругиваясь сам с собою юным, сонно хлопая глазами, я собрал обгорелые застёжки и скобы злосчастного вместилища денег, снасти, и побрёл к реке. Выполнять перед единственным престарелым зрителем этой деревни сценку об утренней рыбалке. Ибо всё преходяще, а искусство – вечно. Но уж если не везёт, так не везёт. Старый хрыч наверняка вчера раздобыл что-то под уху, и сегодня спал с чистой совестью. И плевать ему на залётных налётчиков, создающих себе дешёвое алиби. Да и клёв был так себе. Промурыжив себя с часок, я с двумя сазанами в садке побрёл домой. Спать! Только спать.
Проснулся я, однако, часам к десяти. Выглянул в окошко – на улице никого. Предчувствия меня редко обманывали. Опасность витала в воздухе, и пренебрегать этим не следовало. Другое окошко показало деревенский причал и неизвестную лодку, оснащённую подвесным мотором. Вчера её не было. Так. Тревога! Не забыть очки и вату под щёки, усы отклеиться не успели.
Вчера я обследовал хозяйство и нашёл топор и вилы. Ну, пара кухонных ножиков не в счёт. Всё это для серьёзного боя не очень-то годилось, но на безрыбье и головастик пища. Что меня слегка успокаивало, так практически полное отсутствие у современных уголовников огнестрела. Вот было же что-то хорошее в этом времени!
В дверь постучали. Сейчас начнётся! Топор в руки, взгляд в окошко. Дед. Черти б тебя взяли!
— Что надо?
— Выдь на минутку. Дело сказать хочу.
Открыл. Кроме деда, вроде никого.
— Слушаю вас.
— Ты это, парень, собирай вещички. Ехать тебе надо.
— Выгоняете? Так я же заплатил!
— Ехать тебе надо, говорю. Ищут тебя. Все ищут. Здесь рано или поздно найдут. Плохо будет и тебе, и нам.
— И куда мне ехать? На чём?
— Вот лодка. Это моего внука, Вальки. Через десять минут, чтобы был готов с вещами, понял меня? Свезёт тебя ниже по реке, туда ещё не добрались. Ты, дурак, не понимаешь, что ты в черте Москвы? Что тебя ещё ночью обложили, как волка позорного! А ты, то рыбку мне ловишь на рассвете, то спишь, как боров. Тьфу! Если бы не твои подвиги – сдал бы уже с потрохами.
— И какие же я подвиги совершил?
— Ты мне зубы не заговаривай. Мы на речке всё видим и знаем. Сделал хорошее дело, возьми вот котомку, кидай в неё добычу, которая с чемодана, и плыви себе с Богом. И остальное не забудь. Мы тут приберёмся, следы зачистим. Давай, малец, времени у тебя нет.
— Спасёте – верным другом буду. Продадите – Бог вам судья. Как хоть звать вас, отец?
— Сидор Петрович.
— А я – Владимир. Владимир Михайлович. Больше не могу сказать.
— И не надо. Двигай.
— Денег могу подкинуть. От сердца, не за услугу.
— Самим некуда девать. Если знаешь, на что – приходи через время. Только усы эти дурацкие сними. Эх, молодёжь. Артист погорелого театра! С Богом!
Я поклонился деду. Краснеть потом будем. Припустил к берегу, где парнишка, годившийся мне в ровесники, уже дёргал шнурок мотора.
— Груз на полубак, под брезент, сам под банку на миделе. Я накрою. И не высовывайся.
Я послушно скинул рюкзак и котомку в носовой части судёнышка, а сам нырнул под перекладину для гребцов в средней части корпуса. Это я тут объясняю для тех, кто не знаком с терминологией. Однако, у них тут на Москве! Такие слова знают. Сверху противно зашуршал брезент, потом взвыл незабвенный ”Вихрь”, и я почувствовал речную мелкую волну, разбиваемую режущим её форштевнем. Шли долго, часа полтора, без остановок. Тело начало неметь в неудобной позе. Наконец, мотор резко сбавил обороты и затих.
— Тут спокойно сходишь на берег, курс норд-ост лесом, через милю дачная станция электрички. В Москву не совайся. Выйдешь в Подольске, а дальше сам решай.
— Валентин, спасибо. Не понял я ничего.
— Долгая история. Будет возможность – наведайся. Найдём о чём поговорить, водоплавающий. А пока – прощай.
— До свидания, моряк. Семь футов под килем! Встретимся в таверне, угощение – за мой счёт.
— Знамо дело. Ну, мне пора.
Я ехал в Москву 9 ноября 1977 года. Из Тулы. В пиджачном костюме, с портфелем в руках. Ну, не с пустыми же руками. Я же переводчик. В портфеле – несколько журналов с моими творениями. Купил в первом попавшемся ларьке ”Союзпечати”. Не верите? По двойной цене, естественно. Мне начинает нравиться это время! В боковом кармане лежали две пачки трофейных денег по десять тысяч рублей. В папке – текст перевода. Ну и ещё кое-какие бумаги, но это уже надо специально искать. Еду в редакцию уважаемого журнала по вопросу публикации моего шедевра. В Туле я купил самый поганый советский комод, который обходили стороной даже обыватели этой далеко не фантастической реальности. Выбросил деньги на ветер. Мало того! Я снял на сутки частный дом на окраине, припёр на леваке-газоне это уёжище из прессованных опилок, нафаршировал его своими трофеями, сверху насыпал всякого хлама и намертво привинтил шурупами все шевелящиеся, а шевелились они все до единой, части этой, с позволения сказать, мебели. Адский труд! Вечером это чудо, упакованное в какое-то подобие толстого картона, уехало на товарную станцию и было отправлено в Киев. На товарную же станцию. На моё настоящее имя. Нет, пора обзаводиться фальшивыми документами. Не конспирации для, а во избежание позора ради. Да простят меня родители-языковеды за такие обороты речи. Ибо только великим и могучим матерным языком это всё можно описать полноценно. Но и это прошло.
Я отметился в официальных кабинетах, потусовался со старыми знакомыми, перетёр с репортёрами. Москва официальная хранила интригующее молчание. Неофициальная – бурлила скандалом. Верхушка уголовного мира столицы объявила награду за поимку таинственной банды, похитившей общак. Ставки росли едва не по часам. К сожалению, шайка практически не оставила следов и улик. Только два трупа и один обмоченный и странно связанный свидетель, которого случайно нашли в кустах уже поздним утром. Прослеживался почерк итальянской мафии, правда, детали не уточнялись в интересах следствия. Уголовный розыск рыл по своей части, потому что был нарушен и без того хрупкий неформальный статус-кво и баланс взаимных уступок и компромиссов между ментами и урками. В МУРе шла стрелецкая казнь, головы летели направо и налево. Бандиты грозили беспределом, сыщики обещали переловить и перестрелять всех. Кстати, расстрелы ещё практиковались в это славное время, и взаимные угрозы не были блефом. Город обложен патрулями. По слухам, даже КГБ повысил уровень готовности к непредвиденным ситуациям, и тоже бурит скважины в этом направлении. В общем, возмутители спокойствия обречены. Кому первому попадутся – тот и сделает им козью морду. Ужас. Я, сельский парень, слушал эти страшилки с квадратными глазами. Малый Вовка внутри захлёбывался смехом и плакал от моей пантомимы. Покончив с официальной частью, я сел на поезд “Москва — Одесса” и отбыл на родину. Не нам, провинциалам, решать столичные страсти.
Дело это ответственное и серьёзное. То, что мы творили раньше – это так, детство. В этот раз будут взрослые дядьки, которым убить человека – что тебе муху. Но они не знают, что я знаю. Об этом деле мне рассказал знакомый опер в отставке в далёком будущем. Звали его Михаил Васильевич Журбина, сам он из Киева, но тогда работал в МУРе. И случилось это дело совсем скоро, поздним вечером седьмого ноября семьдесят седьмого года в Москве. Заметь, одни семёрки в числах. Я потому и запомнил место и дату, что дело было на улице 25 Октября, по старому стилю совпадает с датой происшествия. Не иначе, тёмные силы природы решили поиграть в совпадения. Ибо номер дома был тоже семёрка. В этом старом, на два хозяина, доме проживал скромный кассир бакалейной лавки, а по совместительству – хранитель бандитского общака, или подпольной кассы уголовной Москвы по кличке Пушок. Чемоданы с деньгами прятал где-то в подполе. Об этом месте и человеке знало очень мало людей, но довольно известный в узких кругах грабитель Жирдяй каким-то образом пронюхал о наличии тайника. Проблема налётчика была в том, что он был смертельно болен. Вылечиться он мог только за границей, даром же там никто лечить не будет. После очередной отсидки остался без средств, а жить хотелось. Вот он и решился на беспредел, жестоко наказуемый в уголовном мире. Терять было нечего. Нашёл в напарники недалёкого фраера, единственным достоинством которого было умение угона автомобилей, а единственным концом участия в операции – удавка на шее. Как Жирдяй рассчитывал уйти за кордон, это осталось неизвестным. Ибо прямо на мосту через Москву-реку, в двух кварталах от места происшествия, угнанный автомобиль заглох по причине отсутствия бензина в баке. Пока пытались разобраться – как назло появилась патрульная милиция. По номерам определили угнанную машину. Жирдяй, не выдержав, бросился бежать. Он и так потратил остатки сил на допрос и убийство Пушка, так что был задержан с двумя чемоданами. В одном – рубли, а в другом – валюта. В общем, не сложилось. У покойного кассира позже нашли ещё приличную сумму в развороченном тайнике. А Жирдяй скончался через месяц, и не от болезни, а от заточки в камере-одиночке. Вот такая история. И очень хочется мне внести в неё коррективы. Так что на осенние каникулы уезжаю в столицу.
Сказано – сделано. Два дня на подготовку плацдарма. Определившись на карте столицы, (плавали, знаем!) я направился общественным транспортом на адрес. Почти окраина города, еле нашёл. Одет я был под студента-стройотрядовца, а считай как тысячи молодых обитателей Москвы. Неброская брезентовая роба защитного цвета с капюшоном, импортные лёгкие сапожки на высоком каблуке – изменить рост. Ноябрь в Москве – не самый жаркий месяц. Свитер под куртку, спортивную шапочку с прорезями для глаз и рта в развёрнутом виде. Полупустой туристический рюкзак на плече. Так, походная мелочь. Лёгкий макияж: накладные усики для солидности, очки с простыми стёклами да за щеками по комку ваты для округления лица: почти непохож. Улочка была глухая, заросшая кустами и бурьяном. Ленивой походкой прошёлся из конца в конец, нигде не останавливаясь. Явно нежилые халупы с заколоченными окнами. Домик Пушка был чуть ли не единственным обитаемым жилищем, и то лишь одна его половина. Даже странно, а если злодеи залезут? Впрочем, это вряд ли. Мало в Москве дураков соваться в такое место. Вот и хорошо. Есть где устроить лёжку. Идём к реке, до неё метров двести, у моста начинается строительство нового микрорайона, видно всех, кроме кассира, уже выселили. Но берега реки ещё дикие, заросшие ивами и камышом. Прелестно, то, что доктор прописал! Минут пятнадцать добирался к автобусной остановке, и более часа трясся на перекладных к небольшому дачному посёлку ниже по течению от адреса. За копейки договорился с соседским дедом через три двора арендовать дачный домик и небольшую лёгкую лодочку для рыбалки. Дед с засыпающим видом вручил мне ключи и вёсла:
— Вон тот домик, а лодка у причала, как подойдёшь – третья справа. И не сидится людям в такую погоду!
— Охота пуще неволи, дедушка. Так следующий автобус на город во сколько будет?
— Он утром в десять приходит, и вечером, часам к пяти. Вечерний ушёл уже, здесь придётся ночевать. Лампа там с керосином, дровишки в поленнице. Вижу, припасов при тебе нет, так ты в подполе пошурши, картоха найдётся, огурцов бочка. Что найдёшь – то и твоё. До утра не пропадёшь.
Да, страна непуганых… совков. И это ближнее Подмосковье. Через двадцать лет сотка земли тут будет стоить тысячи долларов. Вот возьму и скуплю всю деревню. А то и соседние селения. Озолочусь! На кой мне ваши бандитские разборки и хитрые комбинации?
А пока надо сделать кое-что. Спустился к воде. Лодочка небольшая, но вместительная. Спустил на воду, вёсла в уключины. Эх, где мои семнадцать лет? Да вот они, родные! И-раз, и-два! Темнеет, но надеюсь успеть. Через час, хорошенько согревшись, выгреб против течения в нужное место, ориентируясь по замеченным ранее строениям. А вот и мост, всего метров триста, за мыском. Но он нам не нужен. А нужно надёжное укрытие для лодки с возможностью выхода на берег посуху. Которое вскорости и обнаружилось. Прикинув маршрут к дому Пушка, в котором подслеповато светлело окошко, я покинул место будущего десанта и с помощью течения, почти не напрягаясь, за сорок минут вернулся в деревню. Вот не могу понять некоторых людей. Сидит на огромных деньгах в халупе на краю света, при керосинке, наверняка одинокий и нездоровый человек. Ладно, не смеешь тронуть чужие деньги, но ведь и сторожишь их, дрожа по ночам — не задаром? Что же тебя держит здесь, словно Кощея на мешках золота? Ведь завтра кончится твой век, плохо кончится. Темны дела твои, Господи.
В темноте хижины, подсвечивая припасённым фонариком, нашёл и разжёг лампу, растопил печь. Потянуло живым духом. Что тут у нас в закромах? Картошечка, огурчики, капуста квашеная с брусникой, варенье малиновое, косичка лука. Живём! Сковородка имеется, чайник, ножи-вилки-ложки. А у меня с собой ещё колечко сырокопчёной колбаски да шматок домашнего сальца! Два кирпичика ржаного хлебушка. Эх, мне здесь нравится! Живут люди при коммунизме и не понимают этого! Брошу всё, уеду сюда, скуплю всю округу и заделаюсь бирюком. Будем с соседским дедом стариковские бредни друг другу рассказывать, или мы не старики? Э, тормози на поворотах, старик! Картошка подгорает, давай корми мою голову! Никакой личной жизни.
Утром, попив чайку с обнаруженными сушками, я отправился на рыбалку. Надо соответствовать образу. Испытанный спиннинг, набор самодельных блёсен, ну и всё такое, что есть у каждого парня, выросшего на берегу реки. Дед ненадолго показался у своей калитки, подал знак в сторону удобной заводи, которую я и сам уже заприметил опытным глазом. Помахал ему, но он уже скрылся за высокой изгородью. Вот и хорошо, что высокая. Меньше видишь – крепче спишь. Рыбалка выдалась на удивление. Клёв начался почти с первого заброса, и за пару часов я натаскал ведра два приличных судачков, окуней, ершей, щук и неизвестной мне рыбки помельче. Куда мне столько? Повернул к причалу. Едва не волоча садок по земле, подался к соседу. Долго стучал кулаком в косяк, пока вредный старик открыл дверь.
— Чего тебе? Спят люди, ходят тут всякие.
— Рыбы принёс. Мне столько не нужно, может, вам пригодится.
— Ну, давай, коли принёс. Сыпь сюда, в корыто. Позову Евдокию с Елизаровки, пусть ухи наварит. Приходи вечером. У тебя, чай, под ушицу, что покрепче найдётся?
— Не пью, отец, здоровье не позволяет. И спать хочу пораньше залечь, так что спасибо, не получится. Возьму себе немного, а остальное вы уж сами.
— Спасибо, коли так.
В своей халупе я быстренько почистил рыбу. Для ухи у нас всё имеется, или мы не моряки? Да, эти дни нам вспомнятся не раз. Тишина, покой, уха! Когда ещё будет так хорошо?
После плотного обеда заставил себя поспать. Ночь будет беспокойной, надо беречь силы. В сумерках, с пустым рюкзаком в руках, бесшумно прокрался к лодочке. Смазанные утром уключины не скрипели, и я малым ходом, укрываясь в тени береговой растительности, проследовал разведанным курсом. На сапоги надеты специально сшитые бахилы с толстой двойной подошвой, заполненной смесью табака с тёртым перцем. Тихий шаг, поменьше следов, и от собачек помогает. Натянул маску на лицо. В карманах пара самодельных перчаток из лёгкой шерстяной ткани. Несколько отрезков прочной верёвки. Длинные полосы ткани для кляпа. Ну и мешочек с песком на метровой бечёвке с гашей на конце. Страшное оружие, между прочим. Фонарик и раскладной ножик. Кулаки. Быстрые ноги. Порой очень эффективное средство ведения боя тактическим драпом.
Как ни странно, ждать в засаде пришлось недолго. На командирских часах не было и половины десятого, когда я услышал шум подъезжающего ”Москвича”. Не глуша мотор, он остановился у калитки, почти рядом с кустами, за которыми я укрывался. Фары погасли. Хлопнула дверка, высокая тощая фигура направилась к дому. Солдафонский юмор такой у нынешней гопоты. Худому – прозвище Жирдяй. После долгого стука в дверь и ещё более долгого бормотания, гость был впущен в жилище. Не думаю, что он скоро появится обратно. Беседа там предстоит неспешная и содержательная. Волосы зашевелились. Там сейчас кого-то будут пытать и убивать… Ты же комсомолец, Вовка! Я, кажется, сам кого-то начну пытать и убивать! Молчать на задании! Исполнять всё беспрекословно! Мы – на войне, курсант Соменко! За Родину, между прочим! А война – дело кровавое. Довелось повидать.
У-у-ф. Эта советская молодёжь меня до цугундера доведёт.
Водитель зашевелился, вылез наружу. Потянулся, достал сигареты, закурил. Направился прямо на меня, застывшего в боевой стойке за кустом. Расстегивает ширинку. Щас! Не хватает только, чтобы меня тут обос… Пах! – мешочек с песком приложился прямо в левое ухо. Это у меня теперь такой бандитский почерк? Клиент рухнул, словно ему подрубили колени. Запахло мочой. Но это уже проблема твоих штанов, а не моих! Перевернуть лицом вниз, руки за спину, вяжем. Спокойно, никаких морских узлов. Бантиком. Ноги вместе, вяжем. А теперь по-итальянски, связанные ноги к связанным рукам. Не уползёшь. Комок ветоши в рот, аккуратную повязочку. Красава! Носик сопит? Вот видишь, я же гуманный. И в кустики. Тяжёлый, зараза! Осмотреться. Всё тихо. За шумом мотора нападение прошло незаметно. Не простудился бы в мокрых брюках, но это его заботы.
А теперь, вдоль глухой стеночки, на крылечко, сбоку от выхода. Правой у меня лучше получается. Ждать пришлось минут двадцать. Упёртый Пушок, наверно, оказался. Но вот загремел засов, дверь приоткрылась. Осматривается. Матёрый. Но я предвидел это, и расположился вне поля обзора. Автомобиль отсюда виден, рокот мотора подозрений не вызовет. Голова стала медленно высовываться из-за косяка. Чёрт, да он в шапке-ушанке! Молниеносный взмах, и мешочек с песком прилетает Жирдяю прямо в лицо. Глухой стон, но я не слышу звука падения! Дверь скрипнула. Сейчас захлопнет! Разворачиваюсь и со всей силы ступнёй пробиваю по двери. Мягкая подошва слегка гасит удар, но дверь резко распахнулась. А навстречу мне молнией – рука с длинным клинком. Сработали рефлексы, вбитые Григорием в подкорку. Выживу – с меня поляна. Захват, на излом, рывок и хруст ломаемой кости. Нож, едва оказавшись у меня в руке, совершает ответный выпад и входит во что-то мягкое, упругое. Ещё удар. Уже в плечо падающего человека. Контрольный в печень, как учили! Да что же я творю! Соперник издал хриплый стон, нелепо дёрнулся и застыл. Готов. Не вздумай тошнить, брат! По-штормовому! Время.
Сбоку от входа – два чемодана. Трофейным ножом, который так и остался в руке, взламываю замки. Это мы удачно зашли! В одном чемодане – рубли, в другом – валюта. Разная. В рюкзаке должно всё поместиться. А где Пушок? Лежит на лавке, крепко привязанный каким-то проводом. Лужа крови, страшный оскал вспоротого горла. Понятно. В дальнем углу открытый люк подпола. Ведь спать потом не буду, если не загляну. Ныряю, вооружившись фонарём. Хитро замаскированная дверца, за ней – небольшая ниша. Два таких же чемодана. В одном – какие-то бумаги. Документы. В другом – побрякушки. Видно, что дорогие. Но нам палёные драгоценности ни к чему. Мало ли что на них висит, да и чемодан неподъёмный. А вот бумаги – это может быть дороже денег. Комкаю, пихаю в рюкзак, как придётся. Туда же – валюту. Даже немного рублей. Остальные деньги складываю в наименее повреждённый чемодан. Да, нелёгкая ноша! На выход. Мотор ещё гудит. Сторожко оглянувшись, пошел к реке. На бег сил не оставалось. Как ни странно, кинжал так и остался зажатым в правой руке. В реке утоплю. Подальше отсюда. Лодка. Стараясь не шуметь, укладываю багаж, осматриваю место стоянки. Следов не видно. Осторожно отчаливаю и, скрадываясь под камышами и деревьями, спускаюсь по течению. Где-то на середине пути бандитский нож отправился в последнее плавание, а я перевёл дух и прислушался. Там, откуда я двигался, было тихо. Вот и ладненько. Вложив заранее приготовленные булыжники, утопил бахилы и перчатки. Немного шумно, но забросил их в заболоченную прогалину среди камышей. Следом булькнул заветный мешочек с песком. Я же говорил, отличное оружие.
В деревне всё тихо, ни огонька. Как хорошо, что нет собак. Всё равно маскируясь в кустах, добрался до избушки. Окна заранее плотно прикрыты найденными дерюжками. Можно зажечь лампу и печку. Багаж – под кровать. Форму одежды – к осмотру. На рукаве куртки – брызги крови. Не тошнить, я сказал! Пуговицы долой, куртку в печь. В запасе имеется аналогичная. Брюки явных следов не имеют, свитер тоже. Пуговицы к рыболовным снастям, завтра утоплю. Хабар пока на чердак. Вход туда из сеней, сухо и светло, я проверял. Завтра разберёмся. Хотя эвакуировать следует экстренно. Больно приметный чемодан. Эх, придётся возвращаться и топить. Который час? Всего начало второго. Ну что ж, деньги в запасную рубаху, чемодан продырявить – и в реку. А вдруг всплывёт? Вот же гадостное приспособление. Особенно без ручки. Не мог найти у Пушка наволочку? А до того ли было?
Жёг я этого дерматинового гада до рассвета, благо и дров хватало, и тяга была отличная, по меньшей мере, домик не провонял. Пошевеливая кочергой в зеве печки, листал добытые документы. Вот это находка! Скупка краденых драгоценностей, вывоз за границу дипломатической почтой, миллионные счета в швейцарских банках, откаты за скидки на нефть и газ, продажа за бесценок оружия. И всё это – высокими должностными лицами. Вот какую бомбу заложили уголовники под власть имущих! Вот загудит потревоженный улей! Если я попадусь с этими материалами – мне не жить. Но если использовать их по уму… А, двум смертям не бывать! Впрочем, кгм…
Врагу не пожелаю больше иметь дело с чемоданами. Я их всегда недолюбливал. Ненавидел! О боги, за что мне это? За убийство. Это была самозащита! Он первый напал! Кистенём между глаз? Отвянь, и без тебя тошно. У меня, между прочим, такое впервые в двух жизнях. Так, переругиваясь сам с собою юным, сонно хлопая глазами, я собрал обгорелые застёжки и скобы злосчастного вместилища денег, снасти, и побрёл к реке. Выполнять перед единственным престарелым зрителем этой деревни сценку об утренней рыбалке. Ибо всё преходяще, а искусство – вечно. Но уж если не везёт, так не везёт. Старый хрыч наверняка вчера раздобыл что-то под уху, и сегодня спал с чистой совестью. И плевать ему на залётных налётчиков, создающих себе дешёвое алиби. Да и клёв был так себе. Промурыжив себя с часок, я с двумя сазанами в садке побрёл домой. Спать! Только спать.
Проснулся я, однако, часам к десяти. Выглянул в окошко – на улице никого. Предчувствия меня редко обманывали. Опасность витала в воздухе, и пренебрегать этим не следовало. Другое окошко показало деревенский причал и неизвестную лодку, оснащённую подвесным мотором. Вчера её не было. Так. Тревога! Не забыть очки и вату под щёки, усы отклеиться не успели.
Вчера я обследовал хозяйство и нашёл топор и вилы. Ну, пара кухонных ножиков не в счёт. Всё это для серьёзного боя не очень-то годилось, но на безрыбье и головастик пища. Что меня слегка успокаивало, так практически полное отсутствие у современных уголовников огнестрела. Вот было же что-то хорошее в этом времени!
В дверь постучали. Сейчас начнётся! Топор в руки, взгляд в окошко. Дед. Черти б тебя взяли!
— Что надо?
— Выдь на минутку. Дело сказать хочу.
Открыл. Кроме деда, вроде никого.
— Слушаю вас.
— Ты это, парень, собирай вещички. Ехать тебе надо.
— Выгоняете? Так я же заплатил!
— Ехать тебе надо, говорю. Ищут тебя. Все ищут. Здесь рано или поздно найдут. Плохо будет и тебе, и нам.
— И куда мне ехать? На чём?
— Вот лодка. Это моего внука, Вальки. Через десять минут, чтобы был готов с вещами, понял меня? Свезёт тебя ниже по реке, туда ещё не добрались. Ты, дурак, не понимаешь, что ты в черте Москвы? Что тебя ещё ночью обложили, как волка позорного! А ты, то рыбку мне ловишь на рассвете, то спишь, как боров. Тьфу! Если бы не твои подвиги – сдал бы уже с потрохами.
— И какие же я подвиги совершил?
— Ты мне зубы не заговаривай. Мы на речке всё видим и знаем. Сделал хорошее дело, возьми вот котомку, кидай в неё добычу, которая с чемодана, и плыви себе с Богом. И остальное не забудь. Мы тут приберёмся, следы зачистим. Давай, малец, времени у тебя нет.
— Спасёте – верным другом буду. Продадите – Бог вам судья. Как хоть звать вас, отец?
— Сидор Петрович.
— А я – Владимир. Владимир Михайлович. Больше не могу сказать.
— И не надо. Двигай.
— Денег могу подкинуть. От сердца, не за услугу.
— Самим некуда девать. Если знаешь, на что – приходи через время. Только усы эти дурацкие сними. Эх, молодёжь. Артист погорелого театра! С Богом!
Я поклонился деду. Краснеть потом будем. Припустил к берегу, где парнишка, годившийся мне в ровесники, уже дёргал шнурок мотора.
— Груз на полубак, под брезент, сам под банку на миделе. Я накрою. И не высовывайся.
Я послушно скинул рюкзак и котомку в носовой части судёнышка, а сам нырнул под перекладину для гребцов в средней части корпуса. Это я тут объясняю для тех, кто не знаком с терминологией. Однако, у них тут на Москве! Такие слова знают. Сверху противно зашуршал брезент, потом взвыл незабвенный ”Вихрь”, и я почувствовал речную мелкую волну, разбиваемую режущим её форштевнем. Шли долго, часа полтора, без остановок. Тело начало неметь в неудобной позе. Наконец, мотор резко сбавил обороты и затих.
— Тут спокойно сходишь на берег, курс норд-ост лесом, через милю дачная станция электрички. В Москву не совайся. Выйдешь в Подольске, а дальше сам решай.
— Валентин, спасибо. Не понял я ничего.
— Долгая история. Будет возможность – наведайся. Найдём о чём поговорить, водоплавающий. А пока – прощай.
— До свидания, моряк. Семь футов под килем! Встретимся в таверне, угощение – за мой счёт.
— Знамо дело. Ну, мне пора.
Я ехал в Москву 9 ноября 1977 года. Из Тулы. В пиджачном костюме, с портфелем в руках. Ну, не с пустыми же руками. Я же переводчик. В портфеле – несколько журналов с моими творениями. Купил в первом попавшемся ларьке ”Союзпечати”. Не верите? По двойной цене, естественно. Мне начинает нравиться это время! В боковом кармане лежали две пачки трофейных денег по десять тысяч рублей. В папке – текст перевода. Ну и ещё кое-какие бумаги, но это уже надо специально искать. Еду в редакцию уважаемого журнала по вопросу публикации моего шедевра. В Туле я купил самый поганый советский комод, который обходили стороной даже обыватели этой далеко не фантастической реальности. Выбросил деньги на ветер. Мало того! Я снял на сутки частный дом на окраине, припёр на леваке-газоне это уёжище из прессованных опилок, нафаршировал его своими трофеями, сверху насыпал всякого хлама и намертво привинтил шурупами все шевелящиеся, а шевелились они все до единой, части этой, с позволения сказать, мебели. Адский труд! Вечером это чудо, упакованное в какое-то подобие толстого картона, уехало на товарную станцию и было отправлено в Киев. На товарную же станцию. На моё настоящее имя. Нет, пора обзаводиться фальшивыми документами. Не конспирации для, а во избежание позора ради. Да простят меня родители-языковеды за такие обороты речи. Ибо только великим и могучим матерным языком это всё можно описать полноценно. Но и это прошло.
Я отметился в официальных кабинетах, потусовался со старыми знакомыми, перетёр с репортёрами. Москва официальная хранила интригующее молчание. Неофициальная – бурлила скандалом. Верхушка уголовного мира столицы объявила награду за поимку таинственной банды, похитившей общак. Ставки росли едва не по часам. К сожалению, шайка практически не оставила следов и улик. Только два трупа и один обмоченный и странно связанный свидетель, которого случайно нашли в кустах уже поздним утром. Прослеживался почерк итальянской мафии, правда, детали не уточнялись в интересах следствия. Уголовный розыск рыл по своей части, потому что был нарушен и без того хрупкий неформальный статус-кво и баланс взаимных уступок и компромиссов между ментами и урками. В МУРе шла стрелецкая казнь, головы летели направо и налево. Бандиты грозили беспределом, сыщики обещали переловить и перестрелять всех. Кстати, расстрелы ещё практиковались в это славное время, и взаимные угрозы не были блефом. Город обложен патрулями. По слухам, даже КГБ повысил уровень готовности к непредвиденным ситуациям, и тоже бурит скважины в этом направлении. В общем, возмутители спокойствия обречены. Кому первому попадутся – тот и сделает им козью морду. Ужас. Я, сельский парень, слушал эти страшилки с квадратными глазами. Малый Вовка внутри захлёбывался смехом и плакал от моей пантомимы. Покончив с официальной частью, я сел на поезд “Москва — Одесса” и отбыл на родину. Не нам, провинциалам, решать столичные страсти.
