Приближался Новый 1978-й год. Решающий год и в той, и в этой моей жизни. Но принято подбивать итоги года прошедшего.
Были они скромными, но напоминали сказку о гадком утёнке. Я искренне надеялся, что мой лебедь рано или поздно расправит свои крылья. Я уже был не один. И только этого хватило бы, чтобы быть оптимистом. Журбина был со мной. Юный Вовка назвал это спецоперацией. Мы заняли столик в вокзальном ресторане. Пока ждали заказ – ну-ка, кто помнит, сколько его надо было ждать? – Васильич, как я его раньше (позже? Не, ну вы вааще!) называл, посетил камеру хранения и принёс папку с тщательно отобранными бумагами. Углубился так, что пришлось толкнуть при появлении официантки с подносом. Отложил папку, молча съел обед, закурил.
— Ты водку пьёшь?
Чуть не ляпнул: анисовую!
— Бросил. Да и мамка не велит, — Самое смешное, что сказал чистую правду.
— Юморист. А я бы выпил.
— На здоровье. Я тоже с вами, но соку. На сегодня больше никаких планов, можно расслабиться.
Хорошо посидели. Этот человек никогда не терял рассудка, это я знал ещё по тем временам. А ещё он был человек совести и чести. Тогда в органы ещё попадали такие люди. О чём делился душевно – о том мужчины не треплются. Мы стали друзьями. Второй раз, и второй раз я гордился этой дружбой.
В понедельник я оплатил паи, потом мы встретились с четой Журбина, познакомились (во второй раз) с молодой и миловидной Галиной и поехали смотреть квартиру. Васильич взволновался. У подъезда стояли грузовики с мебелью, народ вовсю вселялся в новый дом. Нашли управдома, оформили бумаги, получили ключи. Щёлкнул замок.
— Постойте. Хозяйку принято через порог на руках заносить. Чтобы достаток, мир да согласие в дом. Потрудитесь, Михаил Васильевич.
Галя зарделась, а немаленький такой опер неловко улыбнулся и подхватил её, словно пушинку. Юноша во мне тихо всхлипнул: умеешь ты, старик, слезу вышибить. Молчи, несчастный. Помыкаешься по общагам лет десять, тогда поймёшь. У них имущества – два чемодана. Дитё не рискнули заводить, всё ждали чего-то.
Хозяева ахнули. Я ведь время не терял. Дорого оно, время. Бригада шабашников привела квартирку в божеский вид. Минимальный набор мебели, телевизор, холодильник да стиральная машинка. Телефон – обязательно. Дальше – сами наживайте.
— Мы адресом не ошиблись? Тут уже кто-то обстановку завёз.
— Не ошиблись. Это всё ваше. Подарок от организации.
— Чувствую, отрабатывать придётся.
— Придётся, Михаил Васильевич. Ой, придётся. Только, пожалуйста, не считайте себя должником. Я же говорил: работник должен трудиться, а не думать о бытовых проблемах. Обживайтесь. Вот там – ваше новое место работы, — я указал на огороженную территорию под окном, застроенную кирпичными гаражами. – Завтра в восемь вас ждёт прораб. Что делать, вы знаете?
— Так точно.
— У меня куча дел. Убегаю. Пусть в вашем доме поселится счастье. До связи.
— Так, а новоселье?
— Да молод я ещё по таким мероприятиям ходить, извините. Вы уж со своими близкими.
— Володя, неудобно.
— Спать на потолке неудобно. Всё путем, Васильич. До свидания, Галина Ивановна.
И я дезертировал. Не люблю, когда кто-то считает себя мне обязанным. Они ещё не знают, с кем связались и что их ждёт. Плохо то, что я сам этого не знаю. Но догадываюсь…
Дела постепенно налаживались. Журбина достраивал гаражи, параллельно формируя штат сотрудников. Галина стала бухгалтером; как и в той жизни, это была её профессия. Это работа ответственная, и там Галя заслуженно считалась матёрым профессионалом. А уж тут я ей задам работёнку! Отработаете, ребята! Так, что я вам ещё должен останусь. Но опер, он и в Африке опер. Пошла писать контора! Поднимались старые связи, формировалась агентура, прокладывались пути и наводились мосты в этом сложном и многогранном мире под названием человеческое общество. Васильич получил полный карт-бланш в своей деятельности. Его не ограничивали ни законы, ни начальники, ни должностные обязанности, ни средства, ни методы. Мне нужен результат, сказал я. Будет, сказал он. И делал. Мы виделись после новоселья только пять раз, у него в конторе. Сегодня я привёз очередной вопросник и темник. Он – отчёт о проделанной работе. Я поразился. Выдал премию в пятьсот рублей. Он пытался отказаться.
— Володя, ты не понимаешь. Да я в таких условиях даром готов работать!
— Всякий труд должен быть оплачен. Тема закрыта. Как бункер?
— Готово. Ну, ты и выдумщик. Видал я тайники, но до такого додуматься! Смотреть будешь?
Увидев мой знак согласия, Васильич подошёл к розетке, в которой торчала вилка питания радиолы, и вытянул штекер. Затем повернул корпус розетки по часовой стрелке. В два приёма. Вставил штекер на место. Участок пола кабинета размером два на два метра вместе с паркетом бесшумно опустился вниз, образовав проём. Сбоку на шарнирах плавно выехал лестничный пролёт, словно приглашая спуститься в тускло освещённый коридор, обнаружившийся в конце.
Да, я такой! Это был мой проект от начала и до конца. Никакие технические средства обнаружить его не смогут. Атомная бомба пробьёт разве что прямым попаданием. Бригада метростроевцев, бригада монтажников, бригада гидравликов, бригада электриков, бригада слесарей и сварщиков, ну и бригада маляров-штукатуров. Каждую из них подбирали люди Журбины отдельно. Васильич лично привозил их в закрытом фургоне, высаживал в одном из просторных гаражей, спускал рабочих под землю через подобный люк. Щедро платил за проделанную работу, кошмарил государственной тайной и увозил обратно. Об этом объекте знали только двое. Я и он.
Ступени привели нас в длинный коридор. По обе его стороны были с виду обычные кабинетные двери, как в любом офисном помещении. В конце – небольшой холл с тремя разветвлениями других коридоров, ведущих в два гаража и к аварийному выходу в подвале дома, в котором и проживал опер. Причём каждый выход имел свой индивидуальный секретный замок. Фильтро-вентиляционное оборудование, водопровод, канализация, электростанция, медпункт, запасы всего для двадцати человек на месяц, включая противогазы и комплекты химзащиты. В общем, атомное убежище, мечта выживальщика. Только не в этом его задача. Просторные кабинеты, жилые помещения, склады и санузлы, технические помещения – всё это было. Но главным был оперативный зал. Пока что звенящий гулкой пустотой, лишь пучки кабелей торчат из стен. Здесь будет мозговой центр моей империи. Сюда будут сходиться все паутинки, которыми я начал планомерно опутывать этот мир.
— Михаил Васильевич, вам надо памятник поставить. Давайте вот здесь. Скромный золотой бюст.
— За что я тебя люблю, Володя, так за юмор. Что угодно опошлить умеешь.
— Вопрос моей поездки в Германию решается?
— Остались мелочи, коридор готов. Имею вопрос.
— Прошу вас, если в чём-то сомневаетесь, подозреваете, или просто чувствуете, что вам непонятно – всегда спросите. Не бывает глупых вопросов. Бывают глупые ответы.
— Зачем тебе загранка, да ещё нелегально?
— Нам нужна аппаратура. В Союзе её не производят. Связь, электроника, оргтехника. Аппаратура скрытого слежения. Если поеду туристом – мне шагу не дадут ступить. Плавали, знаем. А валюту как я вывезу?
— Тогда пятого января будь в Измаиле, адрес знаешь. В общем, по плану. Идём в твой кабинет, документы в сейфе.
— Спасибо. Васильич, действительно спасибо, от сердца. Это всё не мне надо. Это всем нам надо.
— Да понял я.
— Там у Гены в багажнике рюкзак, пойду, заберу.
Мой рюкзак уже порядочно полегчал. У Пушка я взял почти миллион рублями, двести тысяч немецких марок, тысяч на сто другой европейской валюты. Всё-таки Евросоюз – это хорошо. Разберись тут с этими лирами и песо! Сто тысяч долларов и кое-что другое по мелочам. Так вот, рубли заканчивались. Расходы были ужасающи, но я не экономил. Дело того стоило. Народ ещё готов работать за бутылку водки. Этот прискорбный факт позволял мне в основном тратиться на оборудование и развернуться со стратегическим размахом, и я такой шанс не был намерен упустить. А рублей у кого-то – не знают куда девать. Пора навестить противного деда на Москве-реке. Не выходит он из моей головы.
Кабинет у меня классный. Всё есть, даже сейф и холодильник. Компьютера нет, ксерокса нет, вайфая нет, мобилки нет, кофеварки голимой – и той нет! Куда я попал?
Буржуин зажравшийся. Может тебе ещё секретаршу в мини-юбке? Или Еву Браун? Молчи, ископаемое! Во мне такой бюрократ пропадает! Да я бы, не выходя отсюда, весь мир изменил…
Привычно переругиваясь с пацаном, я разложил на полках сейфа документы и деньги. Собрал в лёгкий рюкзачок а-ля школьник 21-го века необходимое для загранкомандировки, в карман – деньги на первое время, в картонный коробок – расходные средства. Запер сейф и покинул помещение. Васильевич был в своём кабинете, рядом с моим.
— Этот рюкзак пусть доставят в Измаил. Тут валюта, осторожно. Мои документы лучше с другим курьером.
— Ты меня перестал уважать?
— Простите. Вот деньги на первое время. К Рождеству ещё привезу.
— Оно, конечно, не моё дело, но спрошу. Откуда такие деньжищи?
Щас! Может, про Жирдяя тебе рассказать? Или мне жить надоело?
— Не секрет. Вы про цеховиков слыхали? Знаете, какие там обороты? Это люди дела. Поверьте, толковые и в основном порядочные люди, просто родились не там и не тогда. Для них не деньги главное, а себя реализовать, доказать, как говорится, что не тварь я дрожащая, что вот могу и сделаю! Но для этого нужна стабильность. И за неё они готовы многое отдать. Всё ведь с собой в могилу не заберёшь. Детям оставишь. А дети где будут жить? Думают люди. И делают.
— Гена говорил, что две машины наклёвываются. Раздобыл выигрышные лотерейные билеты, прохиндей. Просится в штат механиком. Жена его у нас диспетчером.
— Ушлый парень. Вы с ним говорили?
— Володя, хватит мне выкать. Аж неудобно, ты ведь мой начальник. Не приучен я так. Говорил. Не дурак, с понятием. Чует, что здесь деньги крутятся, да и ты его забаловал. Прохвост, но гнили нет. Как по мне, так можно кое-что доверить.
— Хорошо. Тогда ты сам с ним определись. Автомобили берём. Один тебе, служебный. Оформить на какого-нибудь деда по доверенности. Один на Гену с доверенностью на меня.
— Спасибо! Слушай, мне иногда кажется, что ты – демон-искуситель. Балуешь всех нас, во грех вводишь. Да с машиной я теперь весь Киев на рога поставлю! А ты сам ездить-то умеешь? Права есть?
— Вот правильно говорят, что бывших ментов не бывает. Ты – тому подтверждение! Здесь вроде всё? Идём, покажу кое-что.
Гена ветошкой наводил блеск на своей ”Волге” с шашечками. За домом опера я ещё раньше заприметил хороший такой пустырь, и были у меня на него планы.
Испросив разрешение водителя, я сел за руль. Гена – рядом, Журбина – на заднем диване. Во дают! У них даже ремней безопасности нет! Ну, поехали.
Через десять минут форсажа, трамплинов, виражей и полицейских разворотов на пересечённой местности я остановил машину. Молодое тело с его реакцией и гибкостью подарило мне верх наслаждения. Молодой же я выдал только два слова: самоубийца и придурок. Ребята, я же ходил на курсы экстремального вождения!
— Володя, ты с моей машиной такого больше не делай. Научишь?
— Буду учить на своей машине. Ты принят, и не только механиком, а моим личным водителем. Новые машины без меня не гонять. Наладим – тогда. А то запортете моторы, а мне ковыряйся.
— Когда-нибудь я задам тебе очень сложные вопросы, Владимир.
— И получишь очень сложные ответы. Оно тебе надо?
Были они скромными, но напоминали сказку о гадком утёнке. Я искренне надеялся, что мой лебедь рано или поздно расправит свои крылья. Я уже был не один. И только этого хватило бы, чтобы быть оптимистом. Журбина был со мной. Юный Вовка назвал это спецоперацией. Мы заняли столик в вокзальном ресторане. Пока ждали заказ – ну-ка, кто помнит, сколько его надо было ждать? – Васильич, как я его раньше (позже? Не, ну вы вааще!) называл, посетил камеру хранения и принёс папку с тщательно отобранными бумагами. Углубился так, что пришлось толкнуть при появлении официантки с подносом. Отложил папку, молча съел обед, закурил.
— Ты водку пьёшь?
Чуть не ляпнул: анисовую!
— Бросил. Да и мамка не велит, — Самое смешное, что сказал чистую правду.
— Юморист. А я бы выпил.
— На здоровье. Я тоже с вами, но соку. На сегодня больше никаких планов, можно расслабиться.
Хорошо посидели. Этот человек никогда не терял рассудка, это я знал ещё по тем временам. А ещё он был человек совести и чести. Тогда в органы ещё попадали такие люди. О чём делился душевно – о том мужчины не треплются. Мы стали друзьями. Второй раз, и второй раз я гордился этой дружбой.
В понедельник я оплатил паи, потом мы встретились с четой Журбина, познакомились (во второй раз) с молодой и миловидной Галиной и поехали смотреть квартиру. Васильич взволновался. У подъезда стояли грузовики с мебелью, народ вовсю вселялся в новый дом. Нашли управдома, оформили бумаги, получили ключи. Щёлкнул замок.
— Постойте. Хозяйку принято через порог на руках заносить. Чтобы достаток, мир да согласие в дом. Потрудитесь, Михаил Васильевич.
Галя зарделась, а немаленький такой опер неловко улыбнулся и подхватил её, словно пушинку. Юноша во мне тихо всхлипнул: умеешь ты, старик, слезу вышибить. Молчи, несчастный. Помыкаешься по общагам лет десять, тогда поймёшь. У них имущества – два чемодана. Дитё не рискнули заводить, всё ждали чего-то.
Хозяева ахнули. Я ведь время не терял. Дорого оно, время. Бригада шабашников привела квартирку в божеский вид. Минимальный набор мебели, телевизор, холодильник да стиральная машинка. Телефон – обязательно. Дальше – сами наживайте.
— Мы адресом не ошиблись? Тут уже кто-то обстановку завёз.
— Не ошиблись. Это всё ваше. Подарок от организации.
— Чувствую, отрабатывать придётся.
— Придётся, Михаил Васильевич. Ой, придётся. Только, пожалуйста, не считайте себя должником. Я же говорил: работник должен трудиться, а не думать о бытовых проблемах. Обживайтесь. Вот там – ваше новое место работы, — я указал на огороженную территорию под окном, застроенную кирпичными гаражами. – Завтра в восемь вас ждёт прораб. Что делать, вы знаете?
— Так точно.
— У меня куча дел. Убегаю. Пусть в вашем доме поселится счастье. До связи.
— Так, а новоселье?
— Да молод я ещё по таким мероприятиям ходить, извините. Вы уж со своими близкими.
— Володя, неудобно.
— Спать на потолке неудобно. Всё путем, Васильич. До свидания, Галина Ивановна.
И я дезертировал. Не люблю, когда кто-то считает себя мне обязанным. Они ещё не знают, с кем связались и что их ждёт. Плохо то, что я сам этого не знаю. Но догадываюсь…
Дела постепенно налаживались. Журбина достраивал гаражи, параллельно формируя штат сотрудников. Галина стала бухгалтером; как и в той жизни, это была её профессия. Это работа ответственная, и там Галя заслуженно считалась матёрым профессионалом. А уж тут я ей задам работёнку! Отработаете, ребята! Так, что я вам ещё должен останусь. Но опер, он и в Африке опер. Пошла писать контора! Поднимались старые связи, формировалась агентура, прокладывались пути и наводились мосты в этом сложном и многогранном мире под названием человеческое общество. Васильич получил полный карт-бланш в своей деятельности. Его не ограничивали ни законы, ни начальники, ни должностные обязанности, ни средства, ни методы. Мне нужен результат, сказал я. Будет, сказал он. И делал. Мы виделись после новоселья только пять раз, у него в конторе. Сегодня я привёз очередной вопросник и темник. Он – отчёт о проделанной работе. Я поразился. Выдал премию в пятьсот рублей. Он пытался отказаться.
— Володя, ты не понимаешь. Да я в таких условиях даром готов работать!
— Всякий труд должен быть оплачен. Тема закрыта. Как бункер?
— Готово. Ну, ты и выдумщик. Видал я тайники, но до такого додуматься! Смотреть будешь?
Увидев мой знак согласия, Васильич подошёл к розетке, в которой торчала вилка питания радиолы, и вытянул штекер. Затем повернул корпус розетки по часовой стрелке. В два приёма. Вставил штекер на место. Участок пола кабинета размером два на два метра вместе с паркетом бесшумно опустился вниз, образовав проём. Сбоку на шарнирах плавно выехал лестничный пролёт, словно приглашая спуститься в тускло освещённый коридор, обнаружившийся в конце.
Да, я такой! Это был мой проект от начала и до конца. Никакие технические средства обнаружить его не смогут. Атомная бомба пробьёт разве что прямым попаданием. Бригада метростроевцев, бригада монтажников, бригада гидравликов, бригада электриков, бригада слесарей и сварщиков, ну и бригада маляров-штукатуров. Каждую из них подбирали люди Журбины отдельно. Васильич лично привозил их в закрытом фургоне, высаживал в одном из просторных гаражей, спускал рабочих под землю через подобный люк. Щедро платил за проделанную работу, кошмарил государственной тайной и увозил обратно. Об этом объекте знали только двое. Я и он.
Ступени привели нас в длинный коридор. По обе его стороны были с виду обычные кабинетные двери, как в любом офисном помещении. В конце – небольшой холл с тремя разветвлениями других коридоров, ведущих в два гаража и к аварийному выходу в подвале дома, в котором и проживал опер. Причём каждый выход имел свой индивидуальный секретный замок. Фильтро-вентиляционное оборудование, водопровод, канализация, электростанция, медпункт, запасы всего для двадцати человек на месяц, включая противогазы и комплекты химзащиты. В общем, атомное убежище, мечта выживальщика. Только не в этом его задача. Просторные кабинеты, жилые помещения, склады и санузлы, технические помещения – всё это было. Но главным был оперативный зал. Пока что звенящий гулкой пустотой, лишь пучки кабелей торчат из стен. Здесь будет мозговой центр моей империи. Сюда будут сходиться все паутинки, которыми я начал планомерно опутывать этот мир.
— Михаил Васильевич, вам надо памятник поставить. Давайте вот здесь. Скромный золотой бюст.
— За что я тебя люблю, Володя, так за юмор. Что угодно опошлить умеешь.
— Вопрос моей поездки в Германию решается?
— Остались мелочи, коридор готов. Имею вопрос.
— Прошу вас, если в чём-то сомневаетесь, подозреваете, или просто чувствуете, что вам непонятно – всегда спросите. Не бывает глупых вопросов. Бывают глупые ответы.
— Зачем тебе загранка, да ещё нелегально?
— Нам нужна аппаратура. В Союзе её не производят. Связь, электроника, оргтехника. Аппаратура скрытого слежения. Если поеду туристом – мне шагу не дадут ступить. Плавали, знаем. А валюту как я вывезу?
— Тогда пятого января будь в Измаиле, адрес знаешь. В общем, по плану. Идём в твой кабинет, документы в сейфе.
— Спасибо. Васильич, действительно спасибо, от сердца. Это всё не мне надо. Это всем нам надо.
— Да понял я.
— Там у Гены в багажнике рюкзак, пойду, заберу.
Мой рюкзак уже порядочно полегчал. У Пушка я взял почти миллион рублями, двести тысяч немецких марок, тысяч на сто другой европейской валюты. Всё-таки Евросоюз – это хорошо. Разберись тут с этими лирами и песо! Сто тысяч долларов и кое-что другое по мелочам. Так вот, рубли заканчивались. Расходы были ужасающи, но я не экономил. Дело того стоило. Народ ещё готов работать за бутылку водки. Этот прискорбный факт позволял мне в основном тратиться на оборудование и развернуться со стратегическим размахом, и я такой шанс не был намерен упустить. А рублей у кого-то – не знают куда девать. Пора навестить противного деда на Москве-реке. Не выходит он из моей головы.
Кабинет у меня классный. Всё есть, даже сейф и холодильник. Компьютера нет, ксерокса нет, вайфая нет, мобилки нет, кофеварки голимой – и той нет! Куда я попал?
Буржуин зажравшийся. Может тебе ещё секретаршу в мини-юбке? Или Еву Браун? Молчи, ископаемое! Во мне такой бюрократ пропадает! Да я бы, не выходя отсюда, весь мир изменил…
Привычно переругиваясь с пацаном, я разложил на полках сейфа документы и деньги. Собрал в лёгкий рюкзачок а-ля школьник 21-го века необходимое для загранкомандировки, в карман – деньги на первое время, в картонный коробок – расходные средства. Запер сейф и покинул помещение. Васильевич был в своём кабинете, рядом с моим.
— Этот рюкзак пусть доставят в Измаил. Тут валюта, осторожно. Мои документы лучше с другим курьером.
— Ты меня перестал уважать?
— Простите. Вот деньги на первое время. К Рождеству ещё привезу.
— Оно, конечно, не моё дело, но спрошу. Откуда такие деньжищи?
Щас! Может, про Жирдяя тебе рассказать? Или мне жить надоело?
— Не секрет. Вы про цеховиков слыхали? Знаете, какие там обороты? Это люди дела. Поверьте, толковые и в основном порядочные люди, просто родились не там и не тогда. Для них не деньги главное, а себя реализовать, доказать, как говорится, что не тварь я дрожащая, что вот могу и сделаю! Но для этого нужна стабильность. И за неё они готовы многое отдать. Всё ведь с собой в могилу не заберёшь. Детям оставишь. А дети где будут жить? Думают люди. И делают.
— Гена говорил, что две машины наклёвываются. Раздобыл выигрышные лотерейные билеты, прохиндей. Просится в штат механиком. Жена его у нас диспетчером.
— Ушлый парень. Вы с ним говорили?
— Володя, хватит мне выкать. Аж неудобно, ты ведь мой начальник. Не приучен я так. Говорил. Не дурак, с понятием. Чует, что здесь деньги крутятся, да и ты его забаловал. Прохвост, но гнили нет. Как по мне, так можно кое-что доверить.
— Хорошо. Тогда ты сам с ним определись. Автомобили берём. Один тебе, служебный. Оформить на какого-нибудь деда по доверенности. Один на Гену с доверенностью на меня.
— Спасибо! Слушай, мне иногда кажется, что ты – демон-искуситель. Балуешь всех нас, во грех вводишь. Да с машиной я теперь весь Киев на рога поставлю! А ты сам ездить-то умеешь? Права есть?
— Вот правильно говорят, что бывших ментов не бывает. Ты – тому подтверждение! Здесь вроде всё? Идём, покажу кое-что.
Гена ветошкой наводил блеск на своей ”Волге” с шашечками. За домом опера я ещё раньше заприметил хороший такой пустырь, и были у меня на него планы.
Испросив разрешение водителя, я сел за руль. Гена – рядом, Журбина – на заднем диване. Во дают! У них даже ремней безопасности нет! Ну, поехали.
Через десять минут форсажа, трамплинов, виражей и полицейских разворотов на пересечённой местности я остановил машину. Молодое тело с его реакцией и гибкостью подарило мне верх наслаждения. Молодой же я выдал только два слова: самоубийца и придурок. Ребята, я же ходил на курсы экстремального вождения!
— Володя, ты с моей машиной такого больше не делай. Научишь?
— Буду учить на своей машине. Ты принят, и не только механиком, а моим личным водителем. Новые машины без меня не гонять. Наладим – тогда. А то запортете моторы, а мне ковыряйся.
— Когда-нибудь я задам тебе очень сложные вопросы, Владимир.
— И получишь очень сложные ответы. Оно тебе надо?
