А я ведь оставался школьником, сыном своих родителей, музыкантом, переводчиком и другом моих друзей. Со своим юным напарником мы как-то удачно сожительствовали. В хорошем смысле слова, если кто-то что-то подумал. Он исполнял свою роль, я свою. Странные ощущения раздвоенности потихоньку стали притупляться. Иногда мы были одним целым, иногда ловили себя на том, что правая рука пишет формулы в школьной тетради, а левая чертит гидравлическую схему киевского бункера. Да мы с тобой гении, брат! Со временем были проблемы. Танцы по субботам пришлось отменить. Иван Иванович обиделся, но принял аргумент в виде моей грядущей золотой медали. Родители перестали спрашивать, куда я собрался и когда вернусь. Тренировки с Григорием никто не отменял. Обещанную поляну я ему накрыл, наплёл про московских хулиганов и как я их раскидал. Расслабившись в компании десантуры, напоил молодое тело до изумления. Кто из нас без греха? Первое и, надеюсь, последнее убийство – это тяжело. Первое похмелье – того хуже. Я же говорил, что курение и алкоголь вредят нашему здоровью, а ты не верил. Потом предложил Грише по знакомству перевестись в Киев. Семью он создать не успел, а там Васильевич не даст пропасть хорошему парню. Ну, ещё по мелочам. Которые просто воруют моё время!
Валя прислала письмо. Бесхитростное послание юной девушки. За что её люблю – за душевную простоту. Нет у неё двойного дна. Мне, моряку, это претит. А вдруг на рифы? Запас плавучести! Неправильно! Но мне, мужчине, в той Вселенной не раз и не два плакавшему в её плечо, важна не способность оставаться на плаву. А осознание того, что, даже если тёмная бездна меня потянет в свой мрак, эта женщина бросится вслед, будет бороться за меня, чего бы это ей ни стоило. Она сама ещё не знает об этом. Что может знать четырнадцатилетняя девочка. Моя любимая девочка. Знаешь, старый… А ведь она красивая! И… Не такая, как все. Давай пригласим на танец!
Радость узнавания в её глазах. Как она любит танцевать!
— Ты почему не предупредил? Так неожиданно.
— Хотел сделать тебе сюрприз. Валя, ты сегодня особенно хорошенькая. С наступающим! — подарил огромную розу. Ну не бриллиантовое же колье! Но восхищённо-завистливый вздох пронёсся по залу. Провинция! Даже не посмел чмокнуть в заалевшую щёчку. Хоть плачь!
Мы танцевали, о чём-то болтали, держась за руки. Мир вокруг стал просто площадкой, на которой танцевали я и она. Меня не смущали изучающие взгляды педагогов, враждебные – её ровесников и ревнивые – подруг. Меня знали в районе, как-никак, лучший гитарист. А рядом – лучшая певица, победительница конкурсов. И тоже активистка, спортсменка, и просто милая девушка. Подошёл руководитель их ансамбля.
— Володя, Валя. Сделайте людям праздник.
Мы-то с Валей виделись всего несколько раз. Это в прошлой жизни мы спелись, получится ли сейчас? Мне дали электрогитару.
— Давай?
— Давай!
И мы это сделали! Ребята подхватывали на лету, хорошие парни были у них в ансамбле. Сцена – это, я вам скажу, такое место! Там ты один перед многими людьми. Которые, кажется, видят твои внутренности. Которых не обманешь. Которым надо говорить только правду. Вот никогда не был поклонником театра, а когда сам оказался на подмостках… Мы с Валей не играли ролей. Мы просто пели. Мы – жили. Прекрасными песнями моего прошлого и её будущего. Нашего будущего. Ну как тут понять?
”Идут года, и грусть-печаль в твоих глазах,
А я не знаю, что тебе сказать.
Найти слова, или без слов ответить на твою любовь,
Чтоб стала ты моей судьбой”.
Проводил до калитки.
— Так странно. Неожиданно. Даже страшновато. Я ведь никогда и не слышала некоторых песен. И вдруг, как будто…
— Это песни из нашего будущего. Нашего с тобой, солнышко.
— Ты ещё придёшь?
— Если ты не против.
— Так у девушек не спрашивают. Неправильно. Приходи.
— Приду. К тебе. Всегда. Навсегда.
— Ты странный. Такие слова… Парни в любви признаются. Зачем я это тебе говорю?
— Я люблю тебя, Валя. Буду вечно любить. Ты знай. Просто, знай об этом, родная.
И я сбежал. Чтобы не сказать или не сделать то, чему ещё не время. Какая девчонка! И уже всё при ней. Так, не твоего ума дело. Ты что, ревнуешь? Да ну тебя. Я сам к себе ревную. Где ты взялся на мою голову? Это я взялся? Нет, ну как вам это нравится? Этот парнишка, кажется, запал на мою девушку. Ну, никакой, никакой личной жизни!
Новый год отмечали с одноклассниками. Приехал Федя, весь в гюйсах и шевронах. Осмелился признаться в любви однокласснице, тоже Вале. Был выслушан благосклонно. Хорошая будет пара: моряк и врач. Я-то знаю. А тогда у них не срослось. Было морозно, свежо и весело. Вся жизнь была впереди, это немного пугало, но и радовало одновременно.
Второго числа я выехал в Москву, а третьего января вышел из автобуса в безымянной деревушке. Без грима, в пальто и шапке. Единственная улица занесена снегом, только узенькая тропинка протоптана к реке, да расчищено во дворе Сидора Петровича. Ну, с Богом.
Он меня сразу узнал.
— А, артист! Проходи, гостем будешь!
Я выставил на стол бутылку ”Столичной”.
— Ухой угостите?
— Я с войны этим не балуюсь. Это так, для красного словца было сказано. А ушицу – это мы сообразим, Владимир. Рассказывай.
Проговорили до вечернего автобуса. На огонёк подошёл Валентин. Пришлось выпить с ним пару рюмок, ноблес облидж. Мариман оказался старше меня, уже отслужил срочную на военно-морском флоте. Ну, ещё зачитывался книжками про пиратов. Кстати, как там ”Приключения Бена Ганна”? Уже перевели, сообщил Валентин. Жаль, я бы с удовольствием взялся. Хорошо написано. Откуда я знаю, что такое полубак? Так я не только художественные книги перевожу, пришлось как-то морской учебник на английском одолеть. Намучился. Валентин хохотнул. Эх, почитал бы ты техническую документацию двадцать первого века! На английском, но в китайском исполнении. Мрак.
Люди испокон веков кормились тут с реки да леса. Неплохо получалось, ведь Москва рядом. Сколько свежей рыбки ни вывези на рынок – всё подъедают. Грибы, орехи, ягода, дичь. Формально числились в рыбколхозе, но это так, для галочки. Несколько лет назад поселился в округе этот упырь, Пушок. Пришли уголовники: в радиусе двух километров от его норы – чтоб на речке не появлялись. Так ведь по реке – самый короткий путь в город. На машине пока довезёшь, вся рыба уснёт. Не договорились. На второй день пошла моторка на город. Назад не вернулась. Ещё через день прибилась к берегу. Экипаж, два человека, с перерезанными глотками. Милиция до сих пор ищет убийц. Слава Богу, в ноябре какие-то лихие молодцы укоротили веку бандитскому кассиру, теперь путь свободен. Дед Сидор лукаво подмигнул, а я сделал ”морду кирпичом”.
— Так ты по делу к нам, или просто наведаться?
— Хочу вам кое-что показать. Это не всё, там полный чемодан таких бумажек. Был, — теперь уже я подмигнул старику.
Прониклись. Замолчали надолго, почесали затылки.
— У тебя есть что сказать?
— Есть, но не скажу. Крепче спать будете. Деньги нужны. Много. Сами понимаете, на такие дела расходы большие. Коридор для въезда или выезда из Москвы. Хотя-бы через Подольск, как тогда. Возможно, доставка грузов. Ну и берлога, или тут, а лучше в Москве. Надёжная связь, курьерские услуги. Перевалочная база. Агентура. В общем, подпольный обком.
Та ещё мафия. Я не вникал, договорились, что пришлю Васильевича. Его тут помнили, хороший человек, правильный. Так и карты ему в руки. Ему по-любому надо в Москве резидентуру обустраивать. Найдут, о чём потолковать. Только не говорите ему, как мы познакомились. Сердитый он. Посмеялись, а мир-то, оказывается, тесен! Обсудили связь, явки и пароли. Много денег не дали, наспех накидали тысяч двести. Не всё так быстро. Потом пойдут регулярные вливания. Я не наглел. Всему своё время. Попросил на будущее наскрести валюты. Столица рядом, есть, где раздобыть. Обещали.
Хорошо съездил. Приятные люди, мне они с первого взгляда понравились. Особенно дед, ехидно заметил юноша. Совсем распустился.
Как положено, занёс в редакцию очередную повесть, пообщался с Пашей Зверевым. Хваткий парень, ему не корреспондентом, а опером работать. Кажется, он лучше милиции знает криминальный мир столицы. Поставил галочку против его имени. Пригодится. Что ж, дела сделаны, пора в путь.
”В который раз лечу Москва — Одесса”. Только я не полетел, а поехал. Через Киев, чтобы передать Журбине деньги. Надо бы с Высоцким знакомство свести. Ему-то жить осталось чуть больше двух лет. Сгорел молодым, в расцвете таланта. Врача бы ему хорошего, чтоб с иглы снял. Впрочем, когда на игле… Не видел и не слышал о спасении от неё. Я старшего сына, первенца, на ней потерял. Кто я такой, чтобы гениев спасать? Не с моим умом и бесполезным опытом. Да пошли вы все, умники! И не приведи вам Господь узнать, что это такое – неумного сына хоронить. Может, попробовать воспитать? Скажите, как – и я вам поставлю обелиск. Пробовал. А моё мнение такое: родился с куском генетического говна в родословной – значит, и сдохнешь с чувством превосходства над этими нормальными. С ненавистью и пониманием своей нулевой роли в том, что всё-таки будущее – за ними, а не за мразью, которая отравила своим присутствием в этой Вселенной не только воздух, но и генофонд человечества. Будет. Умник нашёлся. Говорили обе мои бабушки: войны вам надо. Чтоб узнали, что такое есть горе. Что я, спорить буду с этими женщинами, которые любили мня так, как не любила мать, которые знали, как на головы их детей падают бомбы, и как от них прикрывать своим телом что-то маленькое и визжащее? Я – потомок этого визжащего. И я помню этих скромных и простых женщин. Прости, Валя, но эта моя любовь – свята. Я не хочу, чтобы наш сын узнал такую горькую любовь…
Валя прислала письмо. Бесхитростное послание юной девушки. За что её люблю – за душевную простоту. Нет у неё двойного дна. Мне, моряку, это претит. А вдруг на рифы? Запас плавучести! Неправильно! Но мне, мужчине, в той Вселенной не раз и не два плакавшему в её плечо, важна не способность оставаться на плаву. А осознание того, что, даже если тёмная бездна меня потянет в свой мрак, эта женщина бросится вслед, будет бороться за меня, чего бы это ей ни стоило. Она сама ещё не знает об этом. Что может знать четырнадцатилетняя девочка. Моя любимая девочка. Знаешь, старый… А ведь она красивая! И… Не такая, как все. Давай пригласим на танец!
Радость узнавания в её глазах. Как она любит танцевать!
— Ты почему не предупредил? Так неожиданно.
— Хотел сделать тебе сюрприз. Валя, ты сегодня особенно хорошенькая. С наступающим! — подарил огромную розу. Ну не бриллиантовое же колье! Но восхищённо-завистливый вздох пронёсся по залу. Провинция! Даже не посмел чмокнуть в заалевшую щёчку. Хоть плачь!
Мы танцевали, о чём-то болтали, держась за руки. Мир вокруг стал просто площадкой, на которой танцевали я и она. Меня не смущали изучающие взгляды педагогов, враждебные – её ровесников и ревнивые – подруг. Меня знали в районе, как-никак, лучший гитарист. А рядом – лучшая певица, победительница конкурсов. И тоже активистка, спортсменка, и просто милая девушка. Подошёл руководитель их ансамбля.
— Володя, Валя. Сделайте людям праздник.
Мы-то с Валей виделись всего несколько раз. Это в прошлой жизни мы спелись, получится ли сейчас? Мне дали электрогитару.
— Давай?
— Давай!
И мы это сделали! Ребята подхватывали на лету, хорошие парни были у них в ансамбле. Сцена – это, я вам скажу, такое место! Там ты один перед многими людьми. Которые, кажется, видят твои внутренности. Которых не обманешь. Которым надо говорить только правду. Вот никогда не был поклонником театра, а когда сам оказался на подмостках… Мы с Валей не играли ролей. Мы просто пели. Мы – жили. Прекрасными песнями моего прошлого и её будущего. Нашего будущего. Ну как тут понять?
”Идут года, и грусть-печаль в твоих глазах,
А я не знаю, что тебе сказать.
Найти слова, или без слов ответить на твою любовь,
Чтоб стала ты моей судьбой”.
Проводил до калитки.
— Так странно. Неожиданно. Даже страшновато. Я ведь никогда и не слышала некоторых песен. И вдруг, как будто…
— Это песни из нашего будущего. Нашего с тобой, солнышко.
— Ты ещё придёшь?
— Если ты не против.
— Так у девушек не спрашивают. Неправильно. Приходи.
— Приду. К тебе. Всегда. Навсегда.
— Ты странный. Такие слова… Парни в любви признаются. Зачем я это тебе говорю?
— Я люблю тебя, Валя. Буду вечно любить. Ты знай. Просто, знай об этом, родная.
И я сбежал. Чтобы не сказать или не сделать то, чему ещё не время. Какая девчонка! И уже всё при ней. Так, не твоего ума дело. Ты что, ревнуешь? Да ну тебя. Я сам к себе ревную. Где ты взялся на мою голову? Это я взялся? Нет, ну как вам это нравится? Этот парнишка, кажется, запал на мою девушку. Ну, никакой, никакой личной жизни!
Новый год отмечали с одноклассниками. Приехал Федя, весь в гюйсах и шевронах. Осмелился признаться в любви однокласснице, тоже Вале. Был выслушан благосклонно. Хорошая будет пара: моряк и врач. Я-то знаю. А тогда у них не срослось. Было морозно, свежо и весело. Вся жизнь была впереди, это немного пугало, но и радовало одновременно.
Второго числа я выехал в Москву, а третьего января вышел из автобуса в безымянной деревушке. Без грима, в пальто и шапке. Единственная улица занесена снегом, только узенькая тропинка протоптана к реке, да расчищено во дворе Сидора Петровича. Ну, с Богом.
Он меня сразу узнал.
— А, артист! Проходи, гостем будешь!
Я выставил на стол бутылку ”Столичной”.
— Ухой угостите?
— Я с войны этим не балуюсь. Это так, для красного словца было сказано. А ушицу – это мы сообразим, Владимир. Рассказывай.
Проговорили до вечернего автобуса. На огонёк подошёл Валентин. Пришлось выпить с ним пару рюмок, ноблес облидж. Мариман оказался старше меня, уже отслужил срочную на военно-морском флоте. Ну, ещё зачитывался книжками про пиратов. Кстати, как там ”Приключения Бена Ганна”? Уже перевели, сообщил Валентин. Жаль, я бы с удовольствием взялся. Хорошо написано. Откуда я знаю, что такое полубак? Так я не только художественные книги перевожу, пришлось как-то морской учебник на английском одолеть. Намучился. Валентин хохотнул. Эх, почитал бы ты техническую документацию двадцать первого века! На английском, но в китайском исполнении. Мрак.
Люди испокон веков кормились тут с реки да леса. Неплохо получалось, ведь Москва рядом. Сколько свежей рыбки ни вывези на рынок – всё подъедают. Грибы, орехи, ягода, дичь. Формально числились в рыбколхозе, но это так, для галочки. Несколько лет назад поселился в округе этот упырь, Пушок. Пришли уголовники: в радиусе двух километров от его норы – чтоб на речке не появлялись. Так ведь по реке – самый короткий путь в город. На машине пока довезёшь, вся рыба уснёт. Не договорились. На второй день пошла моторка на город. Назад не вернулась. Ещё через день прибилась к берегу. Экипаж, два человека, с перерезанными глотками. Милиция до сих пор ищет убийц. Слава Богу, в ноябре какие-то лихие молодцы укоротили веку бандитскому кассиру, теперь путь свободен. Дед Сидор лукаво подмигнул, а я сделал ”морду кирпичом”.
— Так ты по делу к нам, или просто наведаться?
— Хочу вам кое-что показать. Это не всё, там полный чемодан таких бумажек. Был, — теперь уже я подмигнул старику.
Прониклись. Замолчали надолго, почесали затылки.
— У тебя есть что сказать?
— Есть, но не скажу. Крепче спать будете. Деньги нужны. Много. Сами понимаете, на такие дела расходы большие. Коридор для въезда или выезда из Москвы. Хотя-бы через Подольск, как тогда. Возможно, доставка грузов. Ну и берлога, или тут, а лучше в Москве. Надёжная связь, курьерские услуги. Перевалочная база. Агентура. В общем, подпольный обком.
Та ещё мафия. Я не вникал, договорились, что пришлю Васильевича. Его тут помнили, хороший человек, правильный. Так и карты ему в руки. Ему по-любому надо в Москве резидентуру обустраивать. Найдут, о чём потолковать. Только не говорите ему, как мы познакомились. Сердитый он. Посмеялись, а мир-то, оказывается, тесен! Обсудили связь, явки и пароли. Много денег не дали, наспех накидали тысяч двести. Не всё так быстро. Потом пойдут регулярные вливания. Я не наглел. Всему своё время. Попросил на будущее наскрести валюты. Столица рядом, есть, где раздобыть. Обещали.
Хорошо съездил. Приятные люди, мне они с первого взгляда понравились. Особенно дед, ехидно заметил юноша. Совсем распустился.
Как положено, занёс в редакцию очередную повесть, пообщался с Пашей Зверевым. Хваткий парень, ему не корреспондентом, а опером работать. Кажется, он лучше милиции знает криминальный мир столицы. Поставил галочку против его имени. Пригодится. Что ж, дела сделаны, пора в путь.
”В который раз лечу Москва — Одесса”. Только я не полетел, а поехал. Через Киев, чтобы передать Журбине деньги. Надо бы с Высоцким знакомство свести. Ему-то жить осталось чуть больше двух лет. Сгорел молодым, в расцвете таланта. Врача бы ему хорошего, чтоб с иглы снял. Впрочем, когда на игле… Не видел и не слышал о спасении от неё. Я старшего сына, первенца, на ней потерял. Кто я такой, чтобы гениев спасать? Не с моим умом и бесполезным опытом. Да пошли вы все, умники! И не приведи вам Господь узнать, что это такое – неумного сына хоронить. Может, попробовать воспитать? Скажите, как – и я вам поставлю обелиск. Пробовал. А моё мнение такое: родился с куском генетического говна в родословной – значит, и сдохнешь с чувством превосходства над этими нормальными. С ненавистью и пониманием своей нулевой роли в том, что всё-таки будущее – за ними, а не за мразью, которая отравила своим присутствием в этой Вселенной не только воздух, но и генофонд человечества. Будет. Умник нашёлся. Говорили обе мои бабушки: войны вам надо. Чтоб узнали, что такое есть горе. Что я, спорить буду с этими женщинами, которые любили мня так, как не любила мать, которые знали, как на головы их детей падают бомбы, и как от них прикрывать своим телом что-то маленькое и визжащее? Я – потомок этого визжащего. И я помню этих скромных и простых женщин. Прости, Валя, но эта моя любовь – свята. Я не хочу, чтобы наш сын узнал такую горькую любовь…
